— Привет, — вежливо поздоровалась я. Разговор, конечно, всегда стоит начинать издалека, тем более такой важный, но мне ничего не приходило в голову, да и время откровенно поджимает, и я сразу спросила в лоб: — Это ты подавал вино Саскии?
Мужчина побледнел и заерзал по стулу, на котором до этого сидел, куря трубку. Он был невысокого роста, кряжист и ужасно небрит. Одет был как все крестьяне — вообще ничего примечательного, что могло бы выдать в нем господского слугу. Те всегда выглядели хорошо — гладкие подбородки, со вкусом подобранная, простая одежда. На улице я бы прошла мимо этого типа и даже не заинтересовалась ни кто он, ни чем занимается — сплошная серость. Свидетель дрожащим голосом ответил, стараясь отодвинуться вглубь стула и вообще, по возможности, испариться:
— Я тебя не знаю-ю…
— Я тебя тоже не знаю, — задумчиво произнесла я. Потом радостно встрепенулась и протянула ему руку. Похоже, я не вызываю доверия. Вот совсем. Интересно, почему? — Давай знакомится. Я — Аника, а ты?
— Лелард, — пожал мою руку мужчина.
— Вот, Лелард, мы и знакомы, — на моем лице проступило самодовольство. — Давай поговорим о той каше, которую ты заварил сегодня с утра.
— Я ничего н-н-не вари-и-ил, — от ужаса мужчина даже начал заикаться и нервно подергиваться всем телом, словно я его сейчас пытать начну. Нет уж, это у Роше и его компании такой очаровательный стиль, а тут другие методы. Да и от вида пыточных инструментов меня мутит. — Я н-ничего не делал. Я н-ничего не знаю.
— Да ты не пугайся так, — попыталась его успокоить, понижая голос. Если он тут свалиться в обморок, то, пока его будут приводить в чувство, а потом вновь начинать разговор заново, можно просто не успеть вернуться во дворец и весь замес пройдет без меня. И тогда будет не важно, что скажет виночерпий — принцу уж точно — все решится само собой. Я убрала волосы с лица и пообещала: — Я тебя не обижу. Я же девушка, у меня и сил не хватит даже чтобы ударить тебя.
Люблю быть девушкой, всегда и на все есть оправдание. Просто никто не знает, как мы коварны, и, порой, у БЕЛАЗа способны поменять все колеса, имея в руках только разводной ключ, при том не того формата. Особенно, если рядом нет мужчины. Иначе мы будем ошибаться в подсчете сдачи с десяти рублей и не знать, как самим переустановить винду. Я называю это «профессиональной женской беспомощностью», проявляется которая только в присутствии сыновей Адама. Слуга покосился на стоящего за мной Лютика, прикинул габариты и насколько опасен поэт, подумал и, видимо взвесив ситуацию, спросил:
— Чего говорить-то?
— Все, что знаешь, — понимая, что рассказ сразу может начаться с очень-очень далеких времен, я поспешила уточнить: — Как ты вообще узнал, что принц хочет отравить Саскию?
— Я слыхал, как жрец гутарил с принцем… Святоша сказал, что дева — бестия в людском обличье.
— Святоша —это кто? — зная привычку крестьян называть всех одним и тем же словом, я решила уточнить, что он не Папу Римского имеет ввиду. Ну, или кого-нибудь вроде него. Да и вообще, я впервые слышала еще о ком-то, кто был замешан в сием деле. Надо в следующий раз будет либо слушать, как следует, либо завалить вопросами окружающих и досконально изучать дело. Мама, о чем ты думала, когда нашла в капусте такую идиотку-дочь?
— Жрец Ольшан, ты имеешь ввиду? — спросил Лютик свидетеля, и, словив мой полный непонимания взгляд, пожал плечами, пробормотав: «Да все про него знают, чего ты…»
— Да-да, именно он, паразит! Не зря ему голову отрубили! — старик погрозил кулаком в небо, в гневе багровея лицом. Простые, общедоступные человеческие эмоции — если чувак умер, то он на небесах. Не хочется расстраивать его и говорить, что ад внизу и в московском метро в 8 утра.
— Значит теперь твои слова никак не проверить? И подтвердить их больше некому? — подозрительно спросила я, размышляя, что ниточка оборвалась сразу же, как только появилась, а значит толку ровным счетом никакого. Слуга вновь перепугался, словно я ему пообещала, что сейчас откушу член, и озираясь, продолжил повествование:
— Вы только не казните меня, я ж не думал… Могилой матери клянуся — чистая правда!
— Да никто тебя не казнит, — я начала терять терпение, видимо, заразившись таким мерзким свойством личности от эльфа вчера ночью. Интересно, а вредность тоже передается поцелуем? Ой, простите, задумалась не о том и улетела мысленно в объятия Йорвета.
О чем я? Ах, да… Слуга пугался любого слова и это начинало раздражать — в пятках тех парней, его друзей-собутыльников, что сейчас стоят в замке больше храбрости, чем во всем этом слуге в целом. И с такими бойцами мы хотим идти и воевать! Он же на землю упадет сразу, как только издалека покажется хоть один воин вражеской армии и сложит лапки на груди, прикидываясь трупом. Стоп, хватит ругать виночерпия, сама та еще паникерша.
Представь себя на его месте. Сажают под стражу, едва ты рассказал друзьям-знакомцам о том, что слышал, за кружечкой горячительного, потом узнаешь, что во дворце бунт, произошедшей с твоей легкой подачи, и, в конце концов, приходит какая-то настырная баба, которую часто видят то с Йорветом, то с ведьмаком и начинает выпрашивать все тоже самое. Тут и до нервного срыва недолго.
— Ну, как я прибирал комнату Саскии так жрец пришел, — Лелард вспоминал события, приведшие к сегодняшним разборкам, стараясь не особенно показывать свою панику. — А у прынца комната рядом была. Громко не гутарили, но я ж слыхал, как жрец говорит: «Ты только отзови слугу из кухни». Ничего больше. Только жрец Ольшан знает, что было дальше.
— Мертвые не потеют, — пробормотала я. — И не дают показаний.
— А может после него чего осталось, — предположил Лютик, перенимая манеру разговора слуги. — Следы какие-то или шо…
— Все может быть, — я кивнула и быстро распрощалась с Лелардом. Проходя мимо охраны, я, шутки ради, хлопнула в ладоши, выводя парней из оцепенения, но безрезультатно. Стража даже не шелохнулась, только ветер немного пошевелил их волосы.
Я повернула ко дворцу, стараясь сопоставить в голове факты, но Лютик схватил меня за плечо, дабы привлечь внимание, чем остановил слишком резко — я чуть не грохнулась. Поворачиваясь, я готовилась дать ему отпор, что, мол, не время сейчас обсуждать, что вчера было, да и не твое это дело, не доводи до греха, поэт. Но друг опередил мои гневные выкрики и предложил:
— Может сходим в дом жреца?
— Ты знаешь, где это? — я изумилась. Как мне самой не пришла в голову такая гениальная, и в тоже время простая идея. — А там открыто? Может, имущество покойника опечатали?