— Стоп, погоди, — я потрясла головой, дабы поймать убегающую по нейронам идею, от которой у меня волосы на голове зашевелились: — Ты для этого начал этот разговор на тему наших отношений?
— Да, — подтвердил догадку эльф, бледнея и краснея, и, в результате, розовея. Теперь печать хмурости и задумчивости не сходила с его красивого лица, а нога нервно задергалась: — Я боялся, что он может попросить в награду… ответную услугу.
— ЧЕГО? — не сообразила я, удивленно вскидывая брови. — Какую еще услугу?
— Ну… ты понимаешь… — Киаран замялся и преодолев смущение, появившееся явно не просто потому что тема щекотливая, а по каким-то другим причинам, произнес: — Он же все-таки мужчина и иногда думает не тем местом, — на этой фразе у меня отпала челюсть, быстро достигая крайней точки пола. И не очень бодро, даже как-то слишком наиграно спокойно, эльф продолжил: — Но, раз ты говоришь, что вы друзья, я могу быть спокоен. К тому же ты — благоразумная девушка и не станешь делать необдуманных поступков, — он замолчал и поразмыслив, добавил: — Я надеюсь.
— Пусть попробует, — пессимистически сказала я, мстительно размышляя о том, что можно послать туда и Геральта, если сама не сумею договориться. Я не против интима, но когда его добиваются не таким способом — вдруг у меня голова болит, я сегодня не в настроении, и звезды не сошлись на хорошие потрахушки? — Почему ты сам у него его не забрал, если знал, что такая… ситуация, — наконец, я подобрала нужное слово, — могла бы произойти?
— Я хотел, — покивал головой эльф и, заговорщики, почти шипя так, словно он злился на своего непутевого командира, сообщил: — Но он сказал, что если тебе так нужна эта штука, то ты сама за ней прибежишь.
Прибежишь? Так и сказал? Какие у них там в эльфинаже разговоры вообще о моей персоне?! В этой, глубоко мужской компании, лишь слегка разбавленной женщинами, причем, зачастую, от мужиков отличающихся только вторичными половыми признаками?! И как лидер белок вообще смел говорить в такой манере?! Обо мне! Я ему что, собачка, что ли?! Может мне и еще и команды за вкусняшки выполнять?! Хотя, Йорвет был прав — побегу, как угорелая и вполне радостно повиливая хвостиком от восторга. Я продолжила сборы, проклиная наглую белку, его маму, которой зачем-то понадобился сын и мою персональную глупость. Киаран смотрел на сборы с непередаваемым сожалением, как на полоумную. Скорее всего, глубоко в душе, он жалел меня, которая так глупо повелась на обаяние его лидера, у которой вместо головы — тыква с Хеллоуина.
— Где сейчас Йорвет? — я закончила свои собирательства и готова была кинуться в атаку на лидера белок.
— Должен быть в своем доме, — ответил эльф. Я стремглав помчалась к выходу. — Он собирался спать, учти.
Я хлопнула дверью. Добежав до лестницы, ведущей в общий зал, развернулась, воротилась в комнату и попросила не забыть закрыть за собой дверь, когда Киаран решит уйти. Эльф только глазами захлопал, оставаясь один на один со своими мыслями и конкретно не понимая, почему я бросаю его одного в комнате, хотя могла бы пойти с ним. Просто втягивать его в чужие разборки было бы не культурно, да и ссориться мужикам из-за бабы вовсе не по понятиям, тем более что она — своя собственная. До эльфинажа я добралась со скоростью первой космической. Еще немного, и я вполне преодолею гравитационный барьер, улечу на орбиту этой захудалой планетки. На дорогу ушло даже меньше десяти минут. Зато лицо Йорвета было не передаваемым, когда я ворвалась, и тяжело дыша потребовала медальон прямо сейчас, немедленно, или я буду его бить. При этом для подкрепления данного заявления, я показала ему кулак. Памятуя о словах Киарана, на всякий случай я пригрозила еще и Геральтом, который давно искал мишень для тренировок и был слишком хорошим человеком, чтобы бросить даму в беде. Но на белку такие угрозы не подействовали ни в каком виде, эльфа только пробрал смешок. Йорвет долго разглядывал мое, раскрасневшееся от напряжения и быстрого бега, лицо, меланхолично почесал подбородок и, наконец, коротко бросил таким тоном, будто бы это было само собой разумеющееся дело:
— Я его выкинул.
Я опешила. В голове осталась пустота, явственно повествующая о том, что скоро в этой комнате будет труп. И не мой, а, скорее всего, одного заносчивого эльфа, у которого что-то не так с головой. Кащенко* по нему плачет горючими слезами, Фрейд бы на таком образце опыты ставил, а медуза признала бы в нем собрата — столько лет живет, успешно уходит от смерти, а все без мозгов.
— Ты что, издеваешься надо мной? — я почти закричала, разбудив отдыхающих собратьев лидера скояʼтаэлей и перепугав остальных, кто находился в комнате. Боковым зрением я увидела, что за нами, не скрывая любопытства и без зазрения совести (чуть ли не разрастив уши до огромного размера, как в мультиках), наблюдают вообще все соседи Йорвета, некоторые даже радовались тому, что находятся в первых рядах. Эльфы с улицы, увлекшись на звук, заглядывали через дверь и в окна, ожидая драмы или, хотя бы, сцены насилия, драк и, как апогей, убийства.
— Да, — откровенно признался эльф. — Я посмотрел — вещица не больно ценная. Вряд ли твоя тетя, или бабушка, кто его тебе там завещал? Стала бы хранить всю жизнь такую безвкусицу. И я ее выкинул. Если ты захочешь, я куплю тебе любую другую на выбор.
— ЧТОБЛЯДЬ?! — заорала я что есть мочи. Когда мы ругаемся, мы похожи на рок-группу на концерте — начинаем с нового материала, а заканчиваем старыми хитами. На бешеную белку посыпались обвинения во всех грехах и проступках, от Флотзама и до сего момента включительно, на что мне отвечали по началу вяло, но набирая обороты ближе к концу выпадов не менее злобно, обвиняя в дурости и неумении держать свой язык за зубами. Все это начало перерастать в один большой крик, с самым разными речевыми оборотами. Можно даже не стесняться в выражениях, боясь подмочить репутацию в его глазах — Йорвет окончательно испортил все, что могло быть между нами в теории и практике. Выдыхаясь, я понимала, что спорить с ним, все равно что требовать от похоронного бюро увеличения месячного плана. Потому я решила, что если через пять минут не уйду отсюда, то здесь будет грандиозный термоядерный взрыв — так сильно я кипела. Из последних сил я выкрикнула:
— Где ты ее выкинул, сволочь остроухая?
— Не помню, либо на рынке, либо где-то около трактира, либо… — прошипел он, но на этом месте решил сделать риторическую паузу, заранее зная, какую реакцию вызовут его последние слова: — У дома Саскии.
Мне было глубоко все насрать, поэтому он просчитался. У Саскии, у Шмаксии, у Хуяксии. Да хоть у черта на куличиках, лишь бы были точные координаты, план местности, с отмеченными приблизительно территориями поиска. Или, хотя бы, ориентировки, вроде «повернуть налево за трактором». Я почувствовала настоящее бешенство. Йорвет знал, что эта вещь очень ценная. Знал, что ее нужно вернуть, и, сука, выкинул. И потом, без тени раскаяния, сообщил об этом самым будничным голосом. Зла просто не хватает — хотя у меня объемы не маленькие, в них это самое зло уже не помещается. Я постаралась взять себя в руки, стараясь глубоко дышать по методу индийских йогов, чувствуя местную вонь и ни грамма успокоения в придачу, поэтому решила действовать чисто по-русски. Если человека боженька наказал отсутствием мозгов, то это не твоя проблема. Нужно только пожалеть этого убогого и держаться подальше, чтобы не заразиться. Не дышите на меня, сударь, мало ли, вдруг глупость передается воздушно-капельным путем.
— Точно? Ты уверен, что ничего не напутал, скотина остроухая? — да, мое чувство такта бесподобно. Может и не стоит оскорблять того, от кого зависит сейчас так многое, но эта личность контуженная, с беличьими, вместо нормальных, мозгов, сама заслужила подобное отношение к своей персоне. Спасибо пусть скажет, что я слабая, хрупкая девушка, и без топора, к тому же.
— Уверен, что ты найдешь его где-нибудь в этих местах. Если постараешься, конечно. Хотя, это было рано утром, — Йорвет лениво потянулся, и я услышала, как хрустнула его шея: — Побрякушку вполне могли уже стащить и продать.
Я взвыла. Сейчас какая-нибудь пьяная морда, в стремлении наскрести себе на выпивку, вполне могла пытаться впарить кусок моего сердца за бесценок. Кусок. Моей. Души. ЗА ПАРУ ОРЕНОВ! От таких мыслей стало дурно, голова снова закружилась. Все хорошее, что сделал Йорвет, стерлось, как будто кто-то нажал «Backspace» на клавиатуре, пожирая воспоминания и отправляя в корзину. Отформатировал диск. Осталась только злость.