Потом ушел. Решили - насовсем.
Нет, появился! Ходит, лечит и книжку читает. И улыбается даже, только вот как-то... не скажу, чтоб очень весело.
И тут прослышали про лекаря такие, которым это вовсе ни к чему. Прослышали и принялись ловить. Да только за него весь простой народец заступается: укрывает, упреждает...
Одного раза упредить не успели. Взяли Шпака, в холодную замкнули, дали знать в губернию. Чтоб оттуда, значит, приехали, справедливо осудили и повесили.
Шпак два дня сидел, губернию дожидался, а потом и говорит:
- Дозвольте хоть воды напиться!
Дозволили. А он в ковш сиганул и как и не было. Вот до чего ловкий был! Теперь таких не сыщешь, измельчал народ.
А из губернии тем временем приехали, узнали, что да как, смикитили - не по зубам! Но разве кто в таком признается? И объявили за Шпакову голову награду в три тыщи ассигнаций, две коровы и один теленок, по столбам указ развесили, а сами на удачу не надеются. Но, главное, дело сделано. С них ведь тоже ихнее начальство будет спрашивать!
Однако высшему начальству такие меры показались слабыми. Наслали солдат, инвалидную команду с вахмистром. А что команда сделает? В него стреляют, а он пули выплевывает. Его саблей рубить - сабля ломается. Заговоренный был, в Шамбале такое запросто.
Шамбала, Шамбала! Совсем на той Шамбале ум потеряли. Спят и видят. А Шпак...
Ему кругом беспримерное уважение, несказанный почет. Шпака от деревни до деревни на руках носят, в рот ему заглядывают, мух от него отгоняют.
А только Шпак Шпаком и остался.
- Мне почет, - говорит, - ни к чему, вы Шамбалу благодарите. Я же как лекарем был, так лекарем и буду.
И точно: ходит в худом армячишке, в дырявых лаптишках; лишние зубы вырывает, недостающие ноги пришивает, мозги вправляет, языки подстригает...
А народ тем временем прежних кумиров из красных углов повыносил и над каждым порогом, над каждым окном столярные плотники знаки режут: Глаголь и Добро - переплетенные, с вензелями, с кренделями.
Шпак такое увидал и осерчал. Говорит:
- Предрассудки, язычество! Вы бы лучше детишек ко мне привели, я б их грамоте выучил.
Но старики отдавать ребятню запретили. Откуда же отрокам мудрость познать, коли они, седовласые, многажды в книгу глядели и ничего не узрели?!
И тут слух: губернаторша при смерти! Помирает, и все тут. Губернские лекари с ног посбивались; все лекарства, все отвары испытали - ни жива и ни мертва. Ну хоть бы куда-нибудь стронулась, так нет - застряла промеж бытием и забвением.
Узнав такое дело. Шпак заволновался, говорит:
- Очень редкая болезнь, мне это крайне любопытно! - и шапку в охапку...
Остановили его знающие люди:
- Остерегись!
Остерегся. Шапку снял, не пошел.
А губернатор бился, бился - не супруг и не вдовец. Пятьдесят шесть дней крепился, а потом возрыдал, ударил себя в грудь по орденам и заперся на ключ. В секретном кабинете. Там еще три дня из угла в угол ходил... и затих.
Потом как бухнулся в ноги пред царским портретом, взмолил:
- Царь-государь! Позволь верному рабу твоему на три дня присяге изменить!
Царь - портрет, значит - молчит. Тогда губернатор с другого конца:
- А нельзя, так скажи, запрети! Не томи.
И опять промолчал государь.
Тогда губернатор, осмелев, верного человека призвал, обсказал, все как есть, поклялся клятвенно...
Назавтра возвратился верный человек. И Шпак при нем. Тайным ходом прошли, к больной подступили. И губернатор там же. Как он Шпака увидел, так в ноги и кинулся, заплатанные валенки обнял и взмолился:
- Любезный, спаси! Хоть туда, хоть сюда посодействуй!
- Я, - отвечает Шпак, - могу только сюда.
- Сделай милость!
Шпак на лавочку сел, поморгал и спросил:
- Отчего такое приключение?
- Ума не приложу.
- Ясно, - Шпак отвечает, - от феодальной жизни, значит.
Феодальной! Вот так слово! Он, кстати, любил кудрявые словца. И губернатор промолчал; тоже, видно, как и мы, он ничего не понял.
А Шпак тем временем книжку достал, но открывать не стал, а лишь пошептал-пошептал, а потом говорит:
- Встань, красавица!
И что ты думаешь? Зевнула губернаторша, а после потянулась... и, на губернатора не глядя, ушла по хозяйским делам.
А губернатор Шпака за драные локти берет, в кабинет волочет. Там уже все приготовлено: мясо, рыба и чем запивать. В предостаточном числе. И тут же царь, портретом к стене отвернувшись.
Сели, отметили. С глазу на глаз. И губернатор возьми да скажи:
- Всем ты книжечку свою читал, почитай-ка и мне, непросвященному. Про Камбалу про эту.
- Про Шамбалу, - поправил Шпак, но не обиделся.
Книжку достал, пальцы послюнил, открыл и - понес! Все, как есть, ничего не утаивая. И так увлекся он, так разошелся, что ничего кругом не замечает.
А губернатор привстал, в книжку глянул, смеется. Спросил:
- Что за буква? - и перстом в книгу тычет.
- "Г", глаголь, - Шпак отвечает. - Видишь, человек стоит, язык высунул? Оттого и глаголь, глаголит, значит. А это "Д", добро. Это главные буквы, от них все начинается.
Посмотрел на него губернатор, подумал-подумал... и снова:
- А это?
- А это "Ж", жизнь, значит. Ибо сам видишь, какая она вся заковыристая.
Разволновался губернатор, походил, к столу вернулся, два стакана дерябнул, без вилки закусил - и опять за науку:
- Это как понимать?
- Это "Ш".
- Почему?
- Потому что шибеница это. Или, по вашему, виселица.
- Нет, - говорит губернатор, а сам кровью наливается. - Это не "Ш", "П", покой, значит. Вот повесят тебя, успокоишься, - и закричал: - Да! Повесят тебя, шарлатана! Будешь знать, как морочить народ! Будешь знать! и затопал ногами.
Книжку отнял, на обложке прочитал: "О воспитательном значении телесных наказаний".
Задумался царев наместник. Потом говорит:
- Ну вот, видишь, о чем книги пишут?! А ты: Шамбала, Шамбала! Где твоя Шамбала?!
- За морем, за Индейским царством, за Опоньским государством.
Губернатор секретную карту - от генерального штаба - по закускам расстелил и вопрошает:
- Где? Показывай!
А Шпак ему в ответ:
- Эта бумага плохая, обманная.
- А тебе почем знать? Ты ж неграмотный!
- Это я по-вашему неграмотный, - Шпак говорит. - А если взять по совести, так ничего-то вы не понимаете! Смотрите в книгу, а видите что? Оттого и разор по державе, позор! - и посмотрел, и прищурился, и...
Губернатор вскочил, закричал:
- Уходи! Уходи! - а после книжку подхватил, скорее в печку бросил.
Буковки в огне зашевелились, задрожали, заплясали... Губернатор и обмер; ни жив и ни мертв. Насилу его коньяком откачали.
А Шпак ушел, не тронули. Ушел и опять лечить стал. Хорошо лечил, лучше прежнего. Но только, бывало, за речи возьмется, без книжки уже, так смеется народ.
И обиделся Шпак, замолчал. Но и в Шамбалу не улетел. И хоть не верили уже, а все равно боялись - мало ли. Тем более, что одна дряхлая и вещая старуха объяснила:
- Ему без книги той дороги не найти, потому и остался.
Поверили.
А губернатора ближайшею зимой в отставку попросили. Справляться перестал! Как ему бумагу на подпись поднесут, так он ее по три дня держит и все смотрит, смотрит... норовит созерцаньем истинный смысл начертанного найти. Смотрит да и приговаривает:
- Шамбала, Шамбала, Шамбала...