- Отступилась Царица Небесная! - запоздало ахнул, крестясь, матрос-посыльный.
- Ничего! - зло отрезал Ферзен. - На войне без потерь не бывает. А сейчас мы снова пойдем в атаку, и наконец-то смешаем их чертовы тральщики с придонным илом! Слышите, Русанов! До тех пор, пока Вы их не разобьете, из боя выходить запрещаю! - контр-адмирал бросил взгляд на "Сенявина", торопившегося занять место в строю.
- Три румба вправо!
* * *
С "Грозящего" и "Храброго" завороженно наблюдали гибель "Апраксина". А затем три оставшихся броненосца, словно ратники на поле брани, сбили строй и плечом к плечу развернулись к противнику.
- Теперь пойдем и мы, - распорядился Постригаев. - Попробуем спасти кого-нибудь с "Апраксина"...
* * *
Тральщик, уничтоженный прямым попаданием со "Славы", во всяком случае был обречен. Если даже тяжелый русский снаряд промахнулся бы, то жизнь германского кораблика продолжалась бы еще чуть больше кабельтова, потому что его курс выводил прямо на русскую мину, и подрыв был неминуем. Маленький, не имеющий даже собственного имени пароходик, отправленный на расчистку Ирбен, выполнил свой долг с честью, а его экипаж пал смертью храбрых на боевом посту. Но чуть-чуть не дойдя до смертельного русского "гостинца", он не смог своей смертью проложить дорогу идущим вслед за ним тяжелым немецким кораблям. Мина осталась невредимой, а вторая линия тральщиков, вынужденных огибать место катастрофы с тем, чтобы не "поймать" обломки их невезучего товарища, также пропустили ее. Таким образом тральный караван прошел, а одинокий смертоносный черный шар с рожками оставался висеть в морской воде, удерживаемый цепью донного якоря. К нему вдруг подплыла излишне любопытная минога - Бог знает, что творилось в голове не имеющей разумения рыбы, но она остановилась неподвижной в нескольких метрах от мины.
Нарастал гул винтов, и вдруг показалась огромная тень. Спустя считанные секунды она приняла очертания форштевня гигантского корабля, осадкой свыше восьми метров, и форштевень этот надвигался сейчас на миногу и мину. За ним в темноте угадывался огромный корпус - казалось, что по мере своего приближения он разрастается в ширину. Курс гиганта пролегал чуть правее мины, но его корпус, казалось, вот-вот расширится настолько, что зацепит своим стальным бортом притаившуюся смерть. Минога, словно зачарованная этим зрелищем, замерла, но металлическая стена, с кое-где прицепившимися к ней водорослями, проносилась мимо и тогда рыбина рванулась вглубь, избегнув могучих винтов корабля.
Всего несколько метров соленой воды отделяли мидель "Нассау" от русской мины, но этого было достаточно, чтобы избежать подрыва.
* * *
Контр-адмирал в боевой рубке "Славы" чувствовал себя старой, изможденной развалиной. Да, в последней схватке им все же удалось смешать и обратить в бегство тральный караван. Близкие разрывы повредили тральщик, по которому стреляла "Слава", он покинул строй и заковылял назад. В этот момент "Цесаревич" или "Сенявин" прямым попаданием отправили к Нептуну еще один кораблик, и почти тут же третий тральщик налетел на мину. Потеря трех кораблей потопленными и сильно поврежденными сильно смутила немцев, и они, сломав строй, бросились под защиту дредноутов. "Нассау" и "Рейнланд" тут же замерли на месте, и прошло больше двух часов, прежде чем удалось привести тральный караван в порядок и германский отряд возобновил движение.
Но какой ценой достались эти два часа? "Слава", получив с начала боя девять 280-мм снарядов, почти полностью утратила боеспособность. Ее носовая башня оказалась разбита, так что корабль лишился половины своих двенадцатидюймовых орудий. Осколками посекло дальномеры, кабели системы управления огнем были перебиты, отчего огнем оставшейся артиллерии нельзя было руководить ни из боевой рубки, ни из центрального поста. Разумеется, стрелять по противнику можно и так, но попадать - нет, разве что в упор, отбивая атаки миноносцев, так что теперь никакой угрозы для противника броненосец не представлял. Кроме того, "Слава", получив несколько подводных пробоин, приняла до пятисот тонн воды, села носом и не уже могла бы вернуться фарватером в Финский залив. Путь к отступлению оказался закрыт, так что, если кайзеровские корабли начнут орудовать в Рижском, останется только погибнуть в последнем, безнадежном бою.
На "Цесаревич" без боли невозможно было смотреть. Обе мачты сбиты, вторая труба едва держится, сильный крен на левый борт и дифферент на горящую корму - с пожаром, вроде бы, справляются, да толку-то с этого... Броненосец заметно осел, уйдя в воду куда глубже положенного по проекту, и с него передали семафором, что не могут остановить поступление воды в корабль. "Всех наверх!" еще не сигналили, но по мнению Ферзена "Цесаревичу" оставалось жить считанные часы. Будет превосходно, если тот сможет дойти до Куйваста, чтобы сесть на грунт там: в этом случае, впоследствии, корабль можно будет и поднять... если только немцы не придут к Куйвасту и не разрушат линкор окончательно. Для себя Василий Николаевич уже решил, что "Цесаревич" взрывать не будет. Броненосец настолько плох, что снять его с грунта у немцев не выйдет, разве что затевать масштабнейшую спасательную операцию с водолазами и кессонами, что затянется на много недель. Этого времени у немцев нет, да и не стоит старый корабль таких усилий, а нам, может быть, еще и послужит.
Единственным полностью боеспособным кораблем из четырех броненосцев, вышедших сегодня к Ирбенской позиции, оставался "Сенявин", самый слабый из четырех, но его десятидюймовые пушки не задержат немцев даже на несколько минут. Ферзен тяжело вздохнул. На самом деле, к тому моменту, как он вывел из боя остатки вверенных ему сил, немцы, можно сказать, прорвались и уже почти вышли на чистую воду. К счастью контр-адмирала, они не знали об этом и продолжали усердно тралить дальше, опасаясь мин. Это помешало дредноутам преследовать корабли Ферзена и уничтожить их, но вход в Рижский залив для немцев свободен - ни мины Ирбенской позиции, ни корабли Ферзена больше не преграждали им путь.
В последних лучах заходящего солнца контр-адмирал увидел две колонны миноносцев, расходящихся с его эскадрой на контркурсе. Кроме "Славы" и "Цесаревича" фон Эссен отправил на усиление Максимова еще и дивизион миноносцев, да новейший "Новик" впридачу: остальные нефтяные миноносцы, все девять "Дерзких", командующий императорским балтийским флотом оставил себе.
Сейчас Максимов бросал в бой все, что у него есть, и Ферзен такое решение полностью одобрил. Девять старых, как раньше говорили "350-тонных" миноносцев, хорошо смотревшихся в годы русско-японской войны, сейчас выглядели форменной насмешкой, но ночью даже они могли добиться какого-то результата. Еще девять миноносцев уже послевоенной постройки, не слишком хорошего проекта, но в то же время не старых годами, не изношенных и с опытными экипажами. Сейчас именно на них стоило возлагать основные надежды. И, конечно, "Новик", эсминец такой силы и скорости, что равных ему не было во всем российском императорском флоте, да только был он такой один, и сможет ли чего-то добиться, кто знает? Впрочем, командовал им Беренс, сражавшийся в русско-японскую на "Варяге", а это кое-чего да стоило.
Контр-адмирал с грустью проводил взглядом идущие в бой дивизионы. Его эскадра свое отвоевала, но быть может, миноносникам удастся как-то сравнять счет? Впрочем, ошибок контр-адмирала Ферзена им не искупить и немцев из Рижского залива не выбить.
Василий Николаевич не смог выполнить приказ фон Эссена, не смог задержать врага до темноты: по сути дела, в дневном бою он разменял два своих броненосца на два германских тральщика и... все. Вверенные ему силы понесли тяжелейшие потери и разгромлены, операция флота - провалена, и за все это немцы заплатили двумя маленькими, почти не имеющими боевого значения кораблями. Еще несколько подорвались на минах, но это не заслуга эскадры. В боевой рубке воцарилось молчание: контр-адмирал видел, как, пряча глаза, избегают смотреть на него офицеры "Славы". "Разбиты, отступаем" - читалось на их уставших и мрачных лицах, а кого в этом еще винить, кроме командира? Разумеется, все распоряжения Ферзена выполнялись беспрекословно, но...