Контр-адмирал Гадецкий чувствовал себя омерзительно. Командующий первой эскадрой хохзеефлотте в этой операции подчинялся непосредственно Шмидту, и вместе с ним должен был стеречь русские дредноуты, пока старые броненосцы прорываются в Рижский залив. Так оно и было, но после неудачи четвертой эскадры командующий решил направить на штурм Ирбен все четыре дредноута типа "Нассау". Весь второй дивизион, на котором сейчас держал свой флаг Гадецкий. До начала операции его флагманским кораблем был "Остфрисланд", но сейчас на нем разместился сам Шмидт со своим штабом, и Гадецкий вынужден был переехать на "Позен". Что же, полученный приказ вполне его устраивал, так что контр-адмирал предвкушал славный бой и победу над не в меру упорными русскими, но... все пошло немного не так, как он планировал. Совсем не так.
Эрхард Шмидт дал необходимые указания, приняв адмиралов и командиров кораблей в апартаментах "Остфрисланда", но после совещания попросил Гадецкого задержаться:
- Дорогой мой контр-адмирал - сказал ему командующий:
- Я очень хочу, чтобы не возникло никаких неясностей, и потому повторяю еще раз. Вы можете вломиться в Рижский залив в первый же день операции, но быть может, Ваша операция растянется на два или даже три дня. Это не так уж важно, времени у нас пока еще достаточно. Когда Вы протралите проходы в Ирбенской позиции, Вы, безусловно, вправе сами решать, вводить Ваш дивизион в Рижский или не вводить. Но вот что я Вам делать категорически запрещаю - разделять Ваши силы. Вы можете ввести в Рижский все четыре Ваших дредноута, или же оставить их у прохода в Ирбенах снаружи. Но ни в каком случае Вы не должны разделять линкоры между отрядами!
- Понятно, что Вы не поведете сразу четыре дредноута на штурм Ирбен одновременно - это невозможно, да и не нужно. Но как только Вы расчистите проходы - объединяйтесь! Поймите, я жду и надеюсь на выход в море эскадры фон Эссена и потому буду держаться с первым дивизионом Вашей дивизии поодаль. Если Вас атакуют русские, вчетвером Вы продержитесь до моего подхода. Если Вы войдете в Рижский, а русские придут, я появлюсь и свяжу их боем, а Вы выйдете из Рижского и поможете мне их уничтожить. Но если Вы разделитесь и отправите часть линкоров вглубь Рижского залива, Вас разобьют по частям, и ни я, ни Хиппер не успеем к Вам на выручку. Вам ясно?
Гадецкому ничего не оставалось, как взять под козырек. Надо сказать, что ему импонировала спокойная, непреклонная рассудительность Эрхарда Шмидта и он полностью соглашался с командующим: разделяться было нельзя. Он и не собирался этого делать, но...
Но одна мелочь наслаивалась на другую и в итоге все пошло наперекосяк. Русские сражались ожесточенно и тральный караван понес изрядные потери. Гадецкий мог бы и отложить операцию, завершив ее на второй день, но ближе к вечеру стало очевидно, что Ирбенская позиция уже почти пройдена. Несмотря на потерю двух броненосцев, русские не смогли всерьез затянуть операцию: более чем за час до заката группа прорыва с "Нассау" и "Рейнландом" вышла на чистую воду. Но с другой стороны упорство русского командующего в обороне привело к тому, что до темноты времени у контр-адмирала осталось совсем в обрез. Все же его должно было хватить, и Гадецкий, державший свой флаг на "Позене", повел оставшиеся два дредноута по протраленному фарватеру, на всякий случай пустив вперед легкие крейсера. "Всякий случай" наступил примерно на середине пути. Оказалось, что тральный караван вовсе не так уж хорошо выполнил свою работу, так что идущий впереди "Вестфалена" "Бремен" с оглушительным грохотом налетел на пропущенную тральщиками мину. "Позен" и "Вестфален" оказались посередине фарватера, на котором присутствовала как минимум одна невытраленная мина, а до темноты оставалось всего ничего!
Там, где есть одна мина, найдется и вторая, а проверять правдивость этого тезиса днищами дредноутов было бы откровенной глупостью. Но разворачивать тральный караван и пытаться провести линкоры за тральщиками в темноте, было бы, пожалуй, еще большей глупостью: много ли вытралишь ночью, когда не видно ни зги? Без крайней на то необходимости на фарватер не следовало соваться до утра. Но это означало нарушить приказ командующего, и разделить линейные корабли, отведя "Позен" и "Вестфален" на исходные позиции. И так нехорошо, и эдак плохо, но у Гадецкого оставались минуты на принятие решения.
Контр-адмирал не был глупцом. Он понимал, что самые правильные приказы иногда невозможно выполнить в силу непредусмотренных обстоятельств, и не во всяком случае следует разбивать лоб о стену, пытаясь выполнить невыполнимое. На то он и командир, чтобы понять изменившиеся обстоятельства и отреагировать адекватно. Гадецкий обдумал возникшую проблему и все же пришел к выводу, что риск подрыва на мине при ночном форсировании куда как превышает риск внезапной атаки русских. Их командующий никогда не выводил в море свои дредноуты, так с чего бы ему это делать сейчас? Они не рискнули атаковать броненосцы четвертой эскадры, так как же они полезут на рожон дредноутов хохзеефлотте? А даже если и полезут, то что ж с того? Маршруты русской эскадры перекрыты завесами миноносцев и легких крейсеров, более того, линейные крейсера контр-адмирала Хиппера находятся там же. Если русские все же рискнут выйти в море, они будут обнаружены, а тогда Гадецкий попросту отступит, отведя два оставшихся под его рукой дредноута к главным силам Шмидта. В темноте русские никогда его не найдут. Что же до "Нассау" с "Рейнландом", то они смогут позаботиться о себе сами, ведь если фон Эссен сойдет с ума и попытается вести свою эскадру в Рижский, он окажется в том же самом положении, в котором находились немцы в день прорыва. Русским придется медленно ползти по фарватеру под огнем двух дредноутов... а потом подойдут корабли Эрхарда Шмидта, и ловушка захлопнется.
Таким образом, взвесив все "за" и "против" Гадецкий пришел к выводу, что разделить корабли на ночь будет меньшим злом, и "Позен" с "Вестфаленом" остались ночевать перед входом в Ирбенский пролив.
Он разрешил прорвавшимся "Нассау" и "Рейнланду" свободную охоту, при условии, что к рассвету оба линкора вернутся к протраленному фарватеру. Что до "Позена" с "Вестфаленом", то контр-адмирал опасался ночных атак миноносцами и с большим удовольствием поставил бы свои дредноуты на якорь, защитив их противоминными сетями и патрулями миноносцев. Но в таком случае, при появлении русской эскадры ему пришлось бы тратить время на то, чтобы дать ход, и Гадецкий предпочел провести ночь, медленно фланируя чуть мористее входа в Ирбенский пролив и пребывая в полной боевой готовности. Ночь прошла спокойно, никаких миноносцев не было, но и к утру контр-адмирал не почувствовал облегчения. Наоборот, предчувствия чего-то нехорошего давили сердце все сильнее и сильнее, и Гадецкий рассердился сам на себя. Еще каких-то несколько минут, подумал он, глядя на стремительно сереющий горизонт, и взошедшее солнце разгонит предрассветный сумрак, а вместе с ним - и все его опасения.
Германский адмирал рассчитал все правильно. Не учел он только одного - феноменального везения русской эскадры, таинственным образом проскочившей сквозь линии германских дозоров. И когда первый солнечный луч нежно коснулся сонных волн Балтийского моря, Гадецкий увидел причину своих опасений не далее четырех миль от себя, аккурат на траверзе "Позена". Прямо в лицо контр-адмиралу смотрели сорок восемь жерл тяжелых русских двенадцатидюймовых орудий, а шестнадцать одиннадцатидюймовых стволов, из которых он мог бы им ответить, еще даже не были развернуты в сторону неприятеля.
И тут командующий первой эскадрой дредноутов хохзеефлотте внезапно успокоился. Все, что ему теперь осталось - это застрелиться, но какой в этом смысл, если русские прямо сейчас сделают всю работу за него?
ГЛАВА 30
Николай Оттович фон Эссен, выйдя на мостик, довольно жмурился на утреннем солнце, словно умудренный жизнью старый кот, обнаруживший бесхозную крынку свежайшей сметаны. Он рискнул, и он выиграл.