На какой-то миг неверные весы воинского счастья пришли в равновесие. Никому не дано знать, их решение - некогда скованные богами, они давно утратили меру и точность, ибо через их заляпанные застарелой кровью чаши прошло немыслимое множество битв...
В который уже раз орудийное жерло, толкнувшись назад в дыме и пламени, исторгло из себя тяжелый, раскаленный огнем снаряд. С бешенным громом вознесся он высоко в небо, а затем визжащей смертью обрушился вниз, устремившись к своей цели. Но - не долетел совсем чуть-чуть и упал в воду под бортом предназначенного ему корабля. Все еще рвущийся вперед, он скользнул в темноту глубин, оставив за собой пенный след, и ударил прямо под бронепояс идущего на 20 узлах линкора. Снаряд легко пробил обшивку, прошел сквозь полупустой угольный бункер и проломил коффердам - и лишь здесь, дорвавшись-таки до ничем не защищенного нутра линкора, взорвался.
Если бы он угодил в машинное или котельное отделение, это было бы страшно, но не смертельно. И даже если бы он рванул в артиллерийском погребе, это не обязательно грозило гибелью, потому что хранящиеся там пороха, в отличие от тех же британских, сгорали, не детонируя при взрыве. Однако из всех многочисленных отсеков необъятного линкора, снаряду суждено было угодить именно туда, где ему было совершенно не место... Или самое место, тут уж с чьей стороны посмотреть.
Дредноуты типа "Гельголанд" имели шесть торпедных аппаратов: носовой, кормовой, и по два с каждого борта. Боеприпас к ним составляли 16 торпед. В преддверии боя шесть из них были загружены в торпедные аппараты и изготовлены к стрельбе - остальные десять оставались разобранными на хранении. Боевые части торпед располагались в двух махоньких помещениях, если не сказать - отнорках, оборудованных в носу и корме, в районах погребов орудий главного калибра. И сейчас русский бронебойный снаряд взорвался в носовом хранилище.
Каждый "отнорок" хранил пять боевых частей. В каждой из них содержалось по сто шестьдесят килограммов тринитролуола. И сейчас взрыв восьмисот килограмм могущественной взрывчатки едва не разодрал дредноут пополам - в днище образовалась огромная дыра, куда устремилось море, а переборки, ослабленные страшным взрывом, никак не могли сдержать его напора. Казалось, корабль застонал, когда морская вода водопадом обрушилась в котельные отделения: а затем металл, сдавленный жаром разогретого пара и холодом ворвавшихся в корпус вод, не выдержал. И котлы взорвались.
***
Эрхард Шмидт приник к стереотрубе, наблюдая за сражающейся "Полтавой". "Остфрисланд" держался, но медленно сдавал позиции русскому дредноуту, и германский командующий понимал, что в одиночку ему с русским флагманом не справится. Но помощь уже была здесь: Хиппер быстро пристрелялся, и теперь "Полтава" была едва видна за многочисленными столбами брошенной к небесам воды, угадываясь разве что по разрывам терзающих ее снарядов. "Что же, можно себя поздравить - план удался" - успел подумать Шмидт, а затем пол боевой рубки со страшной силой ударил ему в ноги, ломая кости, и вице-адмирал рухнул пластом. Он успел сообразить, что произошла катастрофа, и открыл было рот, чтобы, превозмогая боль, окликнуть уцелевших. Он должен был отдать приказ, но, плавая в тумане боли не понимал, какой и зачем, а затем что-то вновь толкнуло его плоть. Второй взрыв мягко погасил сознание, и душа вице-адмирала Эрхарда Шмидта покинула изломанное тело.
***
Фон Эссен, казалось, постарел лет на десять и не отрываясь смотрел на рвущиеся наперерез линейные крейсера. Они уже пристреливались по "Полтаве", а их противоминный калибр частыми залпами бил по ушедшим вперед крейсерам и эсминцам. Николай Оттович хотел бросить их в атаку, когда "Гельголанды" будут достаточно избиты, а сейчас... Сейчас, по-хорошему, их следовало отводить, но что-то удерживало фон Эссена от такого приказа. Он стоял в боевой рубке, а вокруг него разверзлась преисподняя, потому что германские снаряды рвали его флагман на куски. Но пока еще "Полтава" держалась и, наверно, продержится еще немного... Фон Эссен вновь вскинул бинокль: Бахирев уже совсем близко. Николай Оттович хорошо видел идущий головным "Рюрик", спешащий ему навстречу. Крейсер не виноват в проступках своего командира, а теперь у его экипажа была отличная возможность смыть тень, брошенную на флаг корабля позорным бегством от "Дерфлингера". Бахирев... до того, как принять бригаду крейсеров, Михаил Коронатович сам командовал "Рюриком". А за ним идет главная ударная сила контр-адмирала - два могучих додредноута "Андрей Первозванный" и "Император Павел I". По своей огневой мощи они, возможно, приближались к дредноутам самых ранних серий... если сумеют подойти достаточно близко, чтобы задействовать свои многочисленные восьмидюймовки.
"Полтава" обречена, Николай Оттович был в этом совершенно уверен. Но если он продержится до того, как Бахирев вынудить германские линейные крейсера отвернуть, разорвать огненный мешок, куда фон Эссен привел свои дредноуты, то жертва не будет напрасной. У следующего за ним "Севастополя", "Гангута" и "Петропавловска" появится шанс вернуться домой. Не то, чтобы слишком большой, но это уже много лучше, чем ничего.
А как хорошо они громили дредноуты кайзера, пока не появились линейные крейсера первой разведгруппы! Особенно постарался "Севастополь", изувечив сражающийся с ним "Гельголанд", получивший до прихода вражеских линейных крейсеров самые тяжелые повреждения. Все-таки правильный старший артиллерист у Бетужева-Рюмина.
Командующий балтфлотом не удержался и обернулся посмотреть, что там происходит с "Гельголандом". Ничего хорошего - кормовая башня выбита, идет с дифферентом на корму, похоже, крен на левый, обращенный к нам борт, да еще и пожар. Немцы отстреливаются, конечно, но...
И в этот момент головной "Остфрисланд" взорвался.
Сперва раздался низкий, очень тяжелый гул и вражеский флагман словно подпрыгнул на волне, но тут же резко пошел в воду носом. И тут же - страшный грохот и белые клубы пара, окутавшие две трети длины корабля. Видимой оставалась одна корма, но сейчас она быстро задиралась вверх. Вот мелькнули вышедшие из воды винты... и корабль полностью скрылся в клубах дыма и пара.
Фон Эссен ошарашенно наблюдал гибель "Остфрисланда" еще пару секунд, чувствуя, как осыпается с его плеч тысячетонный груз неминуемого поражения. Кровь, сковавшая вены и аорты холодом, вдруг оттаяла, толкнулась в сердце и оно, глухо бухнув, вновь погнало живительное тепло по жилам.
- Сигнал на бригаду крейсеров и эсминцам! - рявкнул Николай Оттович и офицеры, почувствовав азарт в его голосе, словно пробудились от охватившей их апатии. Лед, сковавший боевую рубку "Полтавы" в момент появления линейных крейсеров неприятеля треснул, раскололся и рассыпался невесомой пылью. Его флагман... что ж, может быть даже и погибал, но если уж так суждено - уйдем красиво!
- Торпедная атака!
Фон Эссен не успел испугаться тому, что разорванные фалы не дадут поднять сигнал, или же его не заметят. Еще до этого он увидел, как растут буруны у форштевней крейсеров и эсминцев, и как тринадцать стремительных, быстроходных силуэтов, заложив элегантный разворот, разошлись веером - и ринулись на противника.
А в следующий миг страшный взрыв разметал на куски четвертую башню "Полтавы" и кормовая надстройка вместе с мачтой, боевой рубкой и мостиком исчезла в огненном торнадо.
ГЛАВА 32
Лоуренс наслаждался тишиной. На боевом корабле редко бывает по-настоящему тихо, какие-то звуки всегда присутствуют и обычно это - стук работающих машин. Но сейчас его лодка шла под электромоторами, то есть почти бесшумно. Ни грохот волн, ни крики чаек, никакие иные звуки надводного мира не могли обеспокоить Ноэля - его корабль медленно скользил в темной глубине Балтийского моря.