"Дебет - слева, кредит - справа!"
Сегодня, как и всегда, ритуал был исполнен. Господин Онисимов поближе придвинул стальное перо и счеты, положил перед собой лист чистой бумаги, снял посребренную крышечку с чернильницы и взялся за очередную стопку документов...
... До обеда время пролетело совершенно незаметно, как нередко и получалось у Атанасия Васильевича, однако теперь следовало передохнуть. Онисимов неприязненно поглядел на лежащий в уголке его стола свежий номер "Счетоводства"
Журнал этот вносил жуткий диссонанс в размеренную жизнь Атанасия Васильевича, периодически заставлял его сильно нервничать и расстраиваться. Но и отказаться от его чтения было никак нельзя - все же это была единственная в Российской империи профессиональная бухгалтерская периодика, где лучше всего было черпать новинки счетоводческого дела. Если бы дело только тем и ограничивалось, то у "Счетоводства" не было столь ярого почитателя, каковым мог стать Атанасий Васильевич, но...
К сожалению, журнал печатал и много другого. Так, на его страницах уже давно рассуждалось об учреждении единого органа, который бы объединял всех российских бухгалтеров, аттестовывал бы их и учил, а равно защищал бы их общественные интересы. Но от всего этого, по мнению Атанасия Васильевича, веяло вольнодумством и вольтерьянством, чего он совсем не одобрял, а перспектива проходить невесть какие аттестации и вовсе фраппировала его до крайности. Господин Онисимов был счастлив на своем рабочем месте и совершенно не нуждался ни в каких аттестациях. Да и что еще это было бы за общество? А ну как понадобится платить членский взнос? Впрочем, как раз членского взноса Атанасий Васильевич не боялся, видя в нем возможность откупиться от участия в непонятном ему деле. Но что, если пришлось бы участвовать в каких-то мероприятиях? Собраниях?
Все это угрожало спокойному, размеренному течению жизни, которое так ценил Атанасий, и нервировало угрозой ненужной ему новизны. А публикации Министерства финансов?
Изучая документы учета различных предприятий, специалисты еще пять лет назад делали вывод: "Приходится удивляться изобретательности господ бухгалтеров... изобретательности, удручающей при попытке ближе вникнуть в смысл тех явлений, о которых должен говорить язык цифр"
После таких публикаций Атанасий Васильевич несколько ночей подряд не мог уснуть без капель валерианы. Это как же так?! Что бумаги могут быть подделаны каким-нибудь бессовестным купчиной удивляться не приходилось, но как могли бухгалтера, БУХГАЛТЕРА пойти на сознательное искажение отчетности, да еще и столь массово?! Что ж это делается-то в мире?!!
Онисимов не сомневался, что виноватые понесут строгое наказание, и подобное никогда не будет допущено впредь, но спустя три года Минфин опять писал:
"Публикуемые данные представляют статистически совершенно невозможный материал".
Чем вновь вогнал Атанасия Васильевича в мучительную прострацию. И потому добрый счетовод с опаской смотрел сейчас на обложку лежащего в уголке стола журнала. Кто знает, какие страсти скрываются за невзрачной на вид обложкой? По здравому размышлению, Атанасий Васильевич решил не портить себе настроение перед обедом, отложив чтение до вечера, и поднял взгляда на широкое окошко. Которое возникло в его кабинете, когда... и вот тут настроение испортилось окончательно.
Атанасий не знал, почему вместо того, чтобы заделать отверстия от пуль, начальство предпочло прорезать стену и сделать большое окно в операционный зал из его кабинета. Само по себе оно особого дискомфорта господину Онисимову не создавало - хорошее стекло не пропускало звуки, а мельтешение фигур в операционном зале никогда бы не смогло отвлечь его от любимого дела.
К счастью, в день ограбления, случившегося восемь лет назад, Атанасия Васильевича на месте не было - лежал больным с температурой. Так что Онисимов не видел, как четверка злоумышленников отвлекла кассира, попросив разменять крупную купюру, как в это время их сообщники перерезали провода единственного на все здание телефонного аппарата. Он не видел, как операционный зал зашли еще люди и один из них вдруг объявил:
- Именем революционного исполнительного комитета объявляю всех арестованными! Руки вверх! Иначе все будете перебиты!
И как при этих словах дюжина молодых людей обнажила вдруг револьверы и ножи. Не видел, как налетчики ворвались в кабинет управляющего, почтеннейшего господина Выковского, как привратник Баландин попытался было им помешать... и как злодеи застрелили его, а потом еще, для верности, зарезали кинжалами.
Вся эта жуть обошла его стороной, за что Атанасий Васильевич не уставал возносить хвалы Господу. Но ему хватило и того, что это вообще произошло: Госбанк представлялся Онисимову цитаделью нерушимого порядка, коего неспособны поколебать никакие треволнения мира, а теперь... Возможно, так бы чувствовал себя искренне верующий настоятель, всю свою жизнь заботившийся о храме, и вдруг рано поутру обнаруживший его оскверненным черной, сатанинской мессой. Шок, душевная боль, дискомфорт, чувство уязвимости и неверие в то, что такое могло вообще произойти...
Когда господин Онисимов, поправив здоровье, ранним утром приехал в банк, и ему рассказали об ограблении и убийстве, свершившихся в его отсутствие, он впал в состояние тихого ужаса. А когда кассир показала место, где умер несчастный Баландин, Атанасию Васильевичу примерещилось неотмытое пятнышко крови на полу, отчего он едва не сомлел.
Долгое время после этого бравый бухгалтер чувствовал себя очень скверно, и даже утратил интерес к работе, не будучи в состоянии сосредоточиться на ней как следует. Потом все прошло. И все же, иной раз, Атанасий нет-нет, да и пытался представить себе, как это случилось: так человек трогает языком больной зуб, хоть и знает, что это будет ему неприятно. Вот операционный зал, такой родной и знакомый, вот распахивается дверь и входят какие-то люди, на челе их - печать порока, но пока все еще мирно. Вот они рассредоточиваются по залу, вот их вожак делает шаг вперед, гордо вскидывает голову и громко говорит что-то такое, чего Атанасию совсем не будет слышно в его кабинете за стеклом. В своих мыслях Атанасий видел этого безнравственного господина так ясно... ну вот как этого темноволосого человека средних лет в темном плаще, наброшенном поверх цивильного пиджака, который только что вошел сейчас в зал вместе со своими друзьями. Вот он сделал шаг вперед, и что-то громко сказал, чего Атанасию Васильевичу совсем не было слышно...
...и достал огромный, вороненый револьвер с длинным стволом.
Атанасий Васильевич громко икнул. Сердце ушло куда-то вниз, все тело от шеи и ниже превратилось в студень, и он совершенно о забыл обо всем, не в силах оторвать взгляд от разворачивающейся перед ним драмы. В это время посетителей было немного - только дама в модной шляпке, да какой-то офицер. Но дама, обернувшись, вскрикнула и упала в обморок, зато офицер...
События застали его стоящим с какими-то бумагами в углу зала, куда фантазия архитектора поместила монументальнейшую колонну, чья ширина позволяла человеку спрятаться за ней полностью. Атанасий ни в коей мере не винил офицера, шагнувшего прямо за нее - будь на то его воля, он и сам попытался бы скрыться от ставшего явью кошмара. Но вдруг в руке солдата сверкнула сталь и стало ясно, что офицер вовсе не будет прятаться от ужасов, творившихся в операционном зале: наоборот, он явно собирался стать их частью. Воин вскинул руку, вооруженную револьвером и словно преобразился - вместо обычного посетителя перед Атанасием Васильевичем был сейчас тигр в офицерской форме. Вот он сделал мягкий, исполненный грациозности шаг вбок и его револьвер полыхнул огнем, а главарь, до того размахивавший своим оружием вдруг дернулся, как от пощечины и упал, разбрызгивая темно-алую жидкость. А офицер снова сделал небольшой шажок в сторону и снова револьвер в его руке слегка задергался, отчего второй злоумышленник, уже вскинувший было оружие для защиты вдруг грохнулся оземь и затих.