В каком-то осоловении Атанасий Васильевич смотрел на разворачивающийся перед ним битву, и вдруг осознал, насколько офицер хитер и находчив. Он держался за колонной, осторожно смещаясь вправо, и стрелял, как только кто-то из налетчиков попадал в поле его зрения. Тому, в которого он стрелял видна была только его рука, да немного головы, а это не такая уж удобная цель для револьвера, при том что остальные злодеи не видели и этого. В то же время разбойники, видать, рассчитывали взять всех на испуг и не ждали вооруженного отпора, так что они стояли открыто и были отличными мишенями. Чем безымянный офицер и воспользовался - уже третий налетчик вдруг медленно осел, выронив пистолет, и вяло сучил ногами, в растекающейся луже крови.
Вдруг офицер скрылся за колонной. Вероятно, в его револьвере кончились патроны и требовалось перезарядить, но теперь он оказался безоружным перед бандой отпетых головорезов. Сейчас, очевидно, его можно было бы взять голыми руками, но налетчики, враз потеряв троих подельников, запаниковали. Они открыли бешеный огонь по колонне, за которой укрывался их противник, но, конечно, повредить ему ничем не могли: зато их бесполезная канонада дала ему нужное время. А затем из-за колонны вновь показалась рука с револьвером, и еще один разбойник выронил пистолет, хватаясь за простреленное плечо...
Все же среди налетчиков нашелся один крепкий сердцем, а может просто самый злой и толковый. Вооруженный только кинжалом, он сообразил слабость позиции офицера, который, прячась за колонной, не мог видеть всех злоумышленников сразу. И попытался ей воспользоваться, бросившись к колонне и обегая ее с другой стороны, с тем чтобы напасть на офицера врасплох. Метнулся куницей: только что стоял, пригнувшись, в центре зала, а вот уже скрылся прислоненной к колонне ширме. Сердце Атанасия сжалось, в ожидании неизбежной гибели храброго военного. Да только офицер-то оказался не лыком шит - рука с револьвером исчезла, грохнул выстрел, а оттуда, куда забежал убийца, вдруг брызнул фонтан крови. Через мгновение, только что быстрое и ловкое, а теперь безвольное тело злодея с простреленной головой выпало, опрокинув ширму, ударилось оземь, проскребло скрюченными пальцами и более не шевелилось.
Это для налетчиков оказалось уже слишком, и они бросились к лестнице, бессмысленно паля во все стороны. Вдруг стекло окошка, куда смотрел Атанасий Васильевич раскололось множеством осколков, у его уха туго взыкнула пуля. От этого добрый счетовод, взвизгнув от ужаса, враз вернул власть над своим организмом и с бодростью, удивительной в почтенном годами теле, скрылся под письменным столом.
Выпавшие из окна осколки стекла еще не достигли уличного тротуара, когда Николай услышал сухой треск револьверной стрельбы.
- Ааыыыыхх - втянул в себя воздух мужчок-извозчик, отшвырнул корзинки с яйцами и бросился под стоявшую рядом тройку. Однако возница последней, услыхав стрельбу, гикнул, хлестнул коней и рванул с места в карьер: оставшийся без защиты мужик, оставаясь на коленях, как-то по крабьи, в полуприсяде, двинулся куда-то вбок. Совсем иное дело - пожилая женщина, только что улыбавшаяся Николаю. Улыбка сползла с ее лица, но паники на нем совершенно не было: она замерла, но вовсе не парализованная страхом, а просто не понимающая, что же ей сейчас делать. Это ее спокойствие моментально прояснило Николаю голову - подскочив к женщине, он взял ее под руку и подвел к стене дома. То, что стреляли в доме, а не на площади, он уже понял, раз одна пуля вылетела в окно, значит могут и другие, так что бегать перед фасадом опасно. Но стены дома крепки, из револьвера их не пробить, и, если двигаться вдоль них, не заглядывая в окна, можно ничего не опасаться. Что ж, план спасения бабушки был как будто неплох, и кавторанг совсем уже собрался приводить его в исполнение. Но в этот момент дверь подъезда грохнула, едва не слетев с петель, и двое в штатском выбежали из нее, причем у одного из них в руке Николай увидел браунинг. Теперь уж проснулся и городовой, свисток которого выдал заливистую трель и тот, что с браунингом втянул голову в плечи. Оба налетчика бросились бежать, к счастью - в противоположную от Николая сторону. Вдруг подъездная дверь с снова с грохотом распахнулась и из дверей, спиной к Николаю, бочком выдвинулся какой-то кавалерист с револьвером. Стрелок, словно в тире, заложил левую руку за спину, вскинул револьвер, чуть повел стволом... Затем треснул выстрел - и тот, что бежал с браунингом выпустил свое оружие, с воем покатился по мостовой, вцепившись в залитую кровью ногу. Его подельник шарахнулся было в сторону, но на него уже набегал городовой, воздев к небу свой, средних размеров арбуза, кулак.
Впрочем, ни на что это Николай уже не смотрел, потому как за спиной офицера появился еще один персонаж в штатском. Он тоже был вооружен, сжимая в правой руке револьвер, но видно было, что совсем забыл о нем от страха - руки бандита тряслись, а в слезящихся выпученных глаза плескался ужас. Он легко мог застрелить офицера, но вместо этого, серенькой мышкой проскочил у того за спиной и кинулся бежать - увы - прямо на Николая.
Что делать, когда ты безоружен, а на тебя бежит насмерть перепуганный бандит с револьвером, Николай не знал. Потому и замер, сжимая локоть спасаемой им старушки - та, на удивление, также застыла, не издав ни звука. Но тут вдруг офицер снова выстрелил - раненный в ногу и орущий дурноматом налетчик попытался было дотянуться до выроненного им браунинга, однако пуля, выбившая искру у руки, заставила его воздержаться от столь опрометчивого поступка. Однако же бандит, бежавший на Николая передернулся всем телом, а его глаза побелели от ужаса - не иначе решил, что стреляют в него. Не добежав каких-то трех шагов до кавторанга, он развернулся, вскинул пистолет в дрожащей руке и...
Дальнейшее свое поведение Николай относил всецело на не выветрившиеся коньячные пары, очевидно все еще туманившие ему сознание. Как бы там ни дрожала у бандита рука, а с десяти шагов промахнуться по широкой спине ничего не подозревающего кавалериста было сложно, и кавторанг вовсе не желал становиться свидетелем убийства. Поэтому он выпустил старушку и сделал шаг вперед: а затем его кулак, пусть и не столь огромный, как у городового, врезался налетчику в правое ухо.
Благодаря занятиям фехтованием, рука у кавторанга была довольно-таки крепкой. Что-то хрустнуло, кисть прострелила боль, но налетчик, издав громкое "Ык!" полетел на мостовую. Его револьвер случайно выстрелил, а офицер резко развернулся, вскидывая свое оружие. Но в этом не было нужды - бандит выронил револьвер и лежал на тротуаре, закрыв буйную свою голову трясущимися, сжатыми в кулаки руками. Увидев, что мерзавец больше не представляет опасности, Николай поднял взгляд на офицера и замер.
Прямо в глаза ему смотрел донельзя изумленный граф Стевен-Штейнгель.
***
Неизвестно, сколько простояли друг напротив друга ошарашенные встречей офицеры, когда б за спиной Николая не раздались негромкие хлопки в ладоши.
- Браво! - произнес старческий, но все еще достаточно твердый женский голос.
- Но все же, уважаемые господа, Вам не следует стоять и глазеть друг на друга так, будто Вы увидели привидение. Это, в конце концов, неприлично. Каковы бы ни были обстоятельства... - старушка обвела рукой троих налетчиков, лежащих сейчас на тротуаре и вызванный ими беспорядок:
- ...Вы, тем не менее никогда не можете забывать о манерах.
- Все ли с Вами хорошо? - выдавил из себя вконец сраженный Николай. Старушке полагалось визжать, или потерять сознание, на худой конец просто онеметь от ужаса, а вместо этого...