- Мысль о том, чтобы просто принести извинения, Вам, разумеется, в голову не пришла - насмешливо заметил Николай.
- Я не мог. Капитан, если бы суд признал меня оскорбителем, мне было пристойно извиниться, но как просить прощения тому, кого признали потерпевшим? Меня бы обвинили в трусости, что совершенно неприемлемо - невозмутимо ответил граф и продолжил:
- Я выбрал сабли, капитан, по одной простой причине. Я полагал, что сильно превосхожу Вас в фехтовании и смогу в поединке оцарапать Вас. Не ранить, а чуть задеть, просто чтобы кровь потекла. Затем мне достаточно было заявить о своем полном удовлетворении, на чем дуэль заканчивалась и дело было бы решено!
- Погодите, граф, что-то тут не сходится. Я же видел, как Вы стреляете, да и Вы сами только что хвастались... С тем же успехом Вы могли бы оцарапать меня и из пистолета. С ним Вы, кажется, и впрямь управляетесь неплохо.
Стевен-Штейнгель сморщился, словно от зубной боли.
- Так это из моего пистолета, который я знаю лучше, чем свои пять пальцев на правой руке. Но дуэльные -то пистолеты пристреливать запрещено! Откуда мне знать, куда из него пуля полетит? Это же чистая лотерея. А подставляться под Ваши выстрелы, пытаясь пристрелять оружие по ходу дуэли тоже глупо - я же не самоубийца все-таки. У меня не было ни малейшей причины убивать Вас, но не ценой же собственной жизни! В общем, сабли выглядели идеальным вариантом. Конечно, мог быть упрек моей репутации, общественное мнение могло выставить меня мясником, жаждущем зарезать беззащитного. Но я-то не собирался Вас резать! А по завершении дуэли Вы бы не потерпели особого урона и тогда уже никто не смог обвинить меня в излишней кровожадности.
- Тем не менее, граф, Вы нервничали.
- Да. Повторяю, что бы Вы обо мне не думали, я не настолько бессовестная скотина, чтобы не понимать всю сомнительность роли, которую мне предстояло сыграть.
- Но все пошло не по плану.
- Верно. Должен заметить, Вы с Вашей японо-черкесской задумкой были великолепны. Уже после дуэли я разобрался, что же тогда произошло. И, кстати, приложили Вы меня весьма качественно - рука только-только зажила, чтобы я мог вернуться в полк. Собственно, я и в банк-то зашел дать распоряжения перед отъездом.
- Значит, на фронт?
- Да, на фронт.
Николай откинулся на спинку мягкого диванчика, которые были тут вместо кресел.
- Хорошо. Но зачем Вы мне все это рассказали?
- Потому что я кое-что задолжал Вам. Господин капитан второго ранга, я приношу Вам свои глубочайшие извинения за оскорбления, нанесенные Вам в тот вечер. Примите мои уверения: я крайне сожалею о своем неосмотрительном поступке.
Николай смотрел на графа и впервые за долгое время перестал видеть в нем хитрого и подлого врага. Перед ним сидел заносчивый, тщеславный, самовлюбленный и дурно воспитанный мальчишка, хотя годами он не так уж сильно уступал кавторангу. И все же...
- Но почему только сейчас?
- Ну, раньше я не чувствовал себя обязанным извиняться. Я Вас оскорбил, Вы пустили мне кровь, так что все счеты между нами были улажены. И вдруг Вы спасаете мне жизнь, я становлюсь Вашим должником - должен же я хоть как-то отплатить Вам?
- Ладно. Будем считать, что отплатили и закончим на этом. Желаю Вам с госпожой Абзановой счастья - произнес Николай, едва удержавшись от того, чтобы добавить: "только вот совсем в него не верю"
- Счастья... Спасибо. Но не будет у нас с Валерией никакого счастья - огорошил кавторанга граф.
- Но... Это как?
- Да как-то так... Сам не пойму. Была страсть просто сумасшедшая, я же огнем пламенел, кроме Валерии никаких женщин не видел. Да чего я объясняю, думаю Вы и сами все понимаете - Стевен-Штейнгель отвел глаза в сторону.
- А после всего этого - бац! И перегорело все. Стало безразлично. Она-то моя, а мне...
- Но зачем Вы это мне рассказываете? Уж не думаете ли Вы...
- Не думаю! - резко перебил Николая граф:
- И в мыслях не было. К тому же я недавно видел Вас прогуливающимся в парке, в обществе очаровательной дамы, которая смотрела на Вас так, что....
Николай вопросительно поднял бровь
- что с Вашей стороны было бы огромной ошибкой обращать внимание на кого-то еще.
- А почему я Вас не видел?
- Так Вы ни на кого внимания и не обращали - улыбнулся Стевен-Штейнгель, и вновь салютовал кавторангу коньячным бокалом
И Николай вдруг понял, что он, против воли, улыбается графу в ответ.
ГЛАВА 19
Капелька Балтийского моря с силой щелкнула по верхней губе капитана 2-го ранга, и разбрызгалась, оставляя соленый привкус на языке. Всем "Севастополь" был хорош, но все-таки с артиллерией проектировщики явно перемудрили.
Кто-то решил, что для увеличения точности стрельбы следует все четыре башни линкора ставить на одном уровне. Теоретически это так и было, так что линкор сделали гладкопалубным. Все бы ничего, но борт линкора не был высок и без полубака корабль прилично забрызгивало. Вот и сейчас капельки соленой воды в преизрядном количестве долетали аж до боевой рубки, хотя ветер не превышал трех или четырех баллов, да и корабль шел не на полном ходу, а на весьма умеренных для него восемнадцати узлах.
- Николай Филиппович, я так понимаю, с кавторангом Русановым Вы на дружеской ноге? - неожиданно спросил у Маштакова старший офицер
- Так и есть, Александр Васильевич.
- И как Вам нравятся его задумки? - вдруг задал вопрос командир "Севастополя", Бестужев-Рюмин
- По правде говоря, был в легком шоке, Анатолий Иванович, и полагал что генмор этого никогда не пропустит. Слишком новационно.
- Хотя и просто, не так ли?
- Очень просто.
- Немного завидно, наверное, что сами не додумались?
Николай в очередной раз изумился умению командира зрить в корень. Открыл рот, чтобы отделаться каким-нибудь остроумным замечанием, уводящим разговор от не слишком приятного, но вместо этого бухнул:
- Не то слово. Я ведь постоянно думал над тем, как нам учиться стрелять точнее, но ничего в голову так и не пришло, а вот Всеволод Александрович....
- Как странно, что черноморцы во всем впереди нас в артиллерийском деле. Стрельбу на сверхдальние дистанции практиковал впервые Цывинский, новый метод артиллерийского учения придумал Русанов, а балтийцы почему-то плетутся в хвосте. Что ж такое, Николай Филиппович? - Анатолий Иванович смотрел на идущий впереди "Гангут" и вежливо улыбался:
- Мы вот все думаем, что слишком новационно, опасаемся, что генмор не примет. А черноморцы никаких препятствий не замечают, проявляют фантазию и раз за разом двигают артиллерийское дело вперед. Нам же только и остается, что плестись в хвосте, да внимать севастопольским гениям. Что ж, видать судьба у нас такая. Кто-то шагает в первых рядах, а кому-то достаются последние.
Николай промолчал, сжав зубы, Беседин смотрел на него сочувственно. С тех пор как пришел новый приказ об организации артиллерийских стрельб, Анатолий Иванович не упускал случая подколоть Маштакова превосходством черноморской военно-морской мысли. Кавторанг уже не совсем понимал мотивы своего командира - то ли Бестужев-Рюмин желал такой вот критикой подтолкнуть подчиненного к творческим свершениям, то ли и впрямь считал кавторанга виноватым в том, что не он придумал этот новый способ обучения артиллерийскому делу. А может быть, Анатолий Иванович был недоволен какими-то действиями своего артиллерийского офицера и таким вот способом вымещал на нем раздражение? Все вышесказанное было непохоже на обычное отношение командира к подчиненным, так что Николай терялся в догадках.
А Всеволод придумал действительно дельно.
Щит, играющий роль мишени, никак нельзя было буксировать со скоростью выше 10-12 узлов, при этом менять курс было нельзя. Все попытки Николая придумать что-то иное не приводили к успеху, потому что с буксируемым щитом ничего иного сделать не получалось, а корабль-мишень, снабженный собственным двигателем, выходил слишком дорогим. В некоторых других флотах применялись старые бронированные корабли в качестве мишени, но у Балтийского флота просто не было ничего такого, что могло бы сыграть эту роль. Кое-какое старье имелось, конечно, но настолько тихоходное и ветхое, что не смогло бы ходить быстрее щита и развалилось бы от пары попаданий, так что овчинка явно не стоила выделки.