- Сергей Сергеевич - обратился он к командиру "Славы":
- Держитесь от их передовых броненосцев кабельтов на девяносто пять. Понимаю, далековато - Ферзен сочувственно взглянул на Русанова:
- Но придется постараться. Есть для нас небольшая хитрость, которая может сравнять шансы, но Вы уж не подведите старика!
Вячеслав Александрович про себя хмыкнул. На такой дистанции... ну что же, какой-то шанс попасть, конечно, есть - расходуя полбоекомплекта на попадание, но приказ есть приказ.
- Будем стараться, Василий Николаевич.
"Грозящий" и "Храбрый" оставались тут же - они вышли из-под огня германских кораблей, и те, сдерживаемые минным полем, пока не могли сократить дистанцию. Но и канлодки потеряли возможность стрелять по тральщикам, даже шестидюймовки "Грозящего" не могли до них дотянуться. Все, что оставалось двум старым корабликам - обозначать присутствие и наблюдать: а зрелище перед ними развертывалось преинтересное.
Все, кто не на вахте, высыпали сейчас на верхнюю палубу, во все глаза наблюдая за происходящим. Вскоре после короткой перестрелки на рассвете прилетело несколько аэропланов, Постригаев насчитал четыре штуки. Те немного пожужжали над германскими кораблями и даже, кажется, пытались бросать в них бомбы, но из этой затеи ничего не вышло - каких-то взрывов Лев Георгиевич не увидел, хотя зрелище было все равно захватывающее. А потом появились броненосцы Ферзена: близилась кульминация.
Четыре русских броненосца на тринадцати узлах шли сейчас в сторону минного заграждения - и пусть это корабли старых проектов, пускай броненосцы береговой обороны и малы и слабы, но зрелище эскадры, идущей навстречу вдвое превосходящему неприятелю было величественным и прекрасным. Вот, вздымая бурун, идущий головным "Слава" покатился влево, ложась на боевой курс, вот вслед за ним повернул "Цесаревич", "Апраксин"...
- Кто же начнет первым? - не успел задать Лев Георгиевич еще один риторический вопрос, когда на горизонте полыхнули вспышки выстрелов. И тут же "Слава" окутался дымом ответного залпа, а вслед за ним выстрелы грянули и с других броненосцев.
Десятки горящих глаз с канонерок наблюдали сейчас дуэль гигантов, бинокли только что не рвали друг у друга из рук. Грохотали орудия, огромные фонтаны вздымались вокруг русских кораблей, и то же самое, наверняка, происходило сейчас по ту сторону минных заграждений - наверняка под градом русских снарядов море кипело и там, хотя на такие дистанции с низкобортных канонерок видно было плохо. Но прошло пять минут... Десять... Ничего! И немцы и русские дрались, вкладывая все свое умение, наработанное годами учений и волю к победе в каждый снаряд, брошенный в неприятеля. Дрались яростно, отчаянно и... безрезультатно.
Вот на фалах "Славы" взвились какие-то сигналы, остальные отрепетовали
- Поворот все вдруг - прочитал Лев Георгиевич.
Но вдруг, еще до того, как адмирал распорядился исполнять, неожиданно один германский броненосец выбросил клубы белого пара и покатился из строя куда-то влево.
- Есть попадание!
Громовое "ура!" перекатывалось с "Грозящего" на "Храбрый" и обратно. Десятки мужских глоток ревели в упоении на разные голоса, разряжая копившееся под спудом напряжение солдата, вынужденного смотреть как сражаются другие, но увы, неспособного самому вступить в бой.
***
"Началось!" - Николай Оттович почувствовал, как сердце подпрыгнуло и понеслось вскачь, вгоняя в жилы лошадиные дозы адреналина, когда флаг-офицер положил перед ним тексты радиограмм. Однако свое радостное возбуждение фон Эссен решил прикрыть строгостью, да оно того и стоило:
- Андрей Семенович все сделал верно. - задумчиво сказал он, держа в руках тексты обоих радиограмм.
- Как только его дозор обнаружил неприятеля, он сообщил об этом мне. Затем поднял своих воздухоплавателей на разведку, а когда те вернулись с докладом, Максимов отправил мне вторую телеграмму, с подробным описанием германских сил. Контр-адмирал понимает, что мне нужна вся информация, которую он может мне предоставить и как можно быстрее. А мой начальник связи это понимает? Как так вышло, что обе телеграммы ложатся мне на стол одновременно?
Флаг офицеру оставалось только пожать плечами:
- К сожалению, Николай Оттович, первую радиограмму Максимова мы не приняли. Получили вторую, а в ней он не только отправил нам новое донесение, но и продублировал старое, потому мы о нем и узнали.
- Разберитесь и накажите. Непорядок! Война началась, немец четвертой эскадрой Ирбены штурмует, а мы тут... сидим, ничего не зная. Полдня, считай, потеряли!
- Разобрались уже, Николай Оттович. Радисты напутали - приняв первую радиограмму, умудрились транслировать ее на "Рюрик", а Вы ж третьего дня флаг на "Полтаву" перенесли.
- Тьфу... Обормоты, линек им поперек - негрубо выругался командующий Балтфлота.
- Сейчас не до этого, Александр Александрович, но потом проследите, чтобы взгрели их там как следует.
- Прослежу, Николай Оттович.
- Ладно, с этим все. Зовите Владимира Евгеньевича! Гадаете, зачем? По местам стоять с якоря сниматься! Пойдем к Уте - и, отвечая на невысказанный вопрос офицера фон Эссен продолжил:
- Бог даст, повоюем, не все же Бахиреву за нас отдуваться.
***
Эрхард Шмидт, прочитав сообщение с "Гессена" постарался ничем не выдать своего разочарования. Русские... подготовились лучше, чем он ожидал, а он, получается, угодил впросак.
Четвертая эскадра, включала в себя не слишком пострадавшие после боя 7 сентября 1914 г броненосцы "Гессен", "Лотринген" и "Пройссен", на котором поднял свой флаг сам Шмидт, и четыре более старых корабля типа "Виттельсбах". Три первых корабля несли дальнобойную 280-мм артиллерию, и могли сражаться с русскими на дальних дистанциях, но "Виттельсбахи" с их старыми 240-мм пушками - не могли. Поэтому формально Шмидт выставил семь броненосцев против четырех, но из этих семи сейчас сражаться могли только три, и это давало русским преимущество. А в завязке боя стрелять по врагу могли только "Гессен" и "Лотринген", потому что Шмидт на "Пройссене" держался с "Виттельсбахами" мористее. Разумеется, Шмидт немедленно приказал командиру "Пройссена" идти войти в протраленный фарватер и поставить свой броненосец за "Гессеном" и "Лотрингеном". Теперь силы несколько подравнялись за некоторым преимуществом русских, но все же стали сопоставимыми и германские броненосцы сражались.
Наблюдая за русскими кораблями, Шмидт отмечал хорошую работу своих артиллеристов. Стрельба велась интенсивно и точно: Шмидт хорошо наблюдал несколько накрытий по головному русскому броненосцу. Но дистанция колебалась 95-100 кабельтов, рассеивание снарядов на таком расстоянии очень велико, попадания уже могли быть, и рано или поздно обязательно случатся, но пока их не было. А затем тяжелый снаряд поразил "Гессен". В сущности, чистое везение - русские корабли, защищавшие минную позицию, стреляли не лучше, хотя, пожалуй, и не хуже броненосцев четвертой эскадры. Но сказалось неудобство позиции - русские хоть и не стреляли по тральщикам, сразу ударив по идущим за ним броненосцам Шмидта, но те все равно ползли еле-еле и "Гессен" с "Лотрингеном" вынуждены были изобразить снулых мух посреди минных полей. Они шли едва 5-7 узлов по прямой, а русские броненосцы ходили на 13 узлах разными курсами и выцелить их было куда сложнее...
В обычном бою одно-единственное попадание никак не могло бы вывести "Гессен" из строя. Но на таких сумасшедших расстояниях снаряды падали под большим углом, словно их выпускали не из корабельных пушек, а из древних мортир. И это было очень опасно для старых кораблей, чья защита не была рассчитана на подобный удар. Предполагая воевать на дистанции пары-тройки миль, броненосцы всех стран старались защитить от настильного, но не от навесного огня: корабли этого класса имели сильно бронированные, предназначенные "держать" удары тяжелых орудий борта, но тонкие, по сути своей скорее противоосколочные бронепалубы.
И вот сейчас русский снаряд с легкостью проломил германскую палубную броню и взорвался прямо в левой машине броненосца. Эрхардт Шмидт болезненно поморщился, представляя себе адскую смерть обслуживающих ее матросов. Тех, кого пощадили осколки русского снаряда, сварили заживо бьющие во все стороны струи разогретого пара из пробитого корпуса машины: такого конца не пожелаешь даже злейшему врагу.