— Мне остается только уйти, — сказал я. — Но все-таки скажи напоследок: что это за крючок, на котором Найалл тебя держит? Почему ты позволяешь ему так с собой поступать?
— Он умеет зачаровывать, Ричард, — ответила она.
— Это я уже слышал. Умеет так, что крутит тобою, как хочет?
— Нет, правда. Это гламур. Найалл гламурен.
— А если серьезно?
— Куда уж серьезнее! Это — главное, что есть в моей жизни. И в твоей тоже.
Сказав это, она подняла взгляд. Худая, поникшая фигурка среди перекрученного мятого постельного белья, кучей лежавшего на матраце. Она заплакала, молча и безнадежно.
— Я ухожу, — сказал я. — И больше не пытайся со мной связаться.
Она спустила ноги с кровати, с трудом распрямилась, словно испытывала боль, и встала.
— Я люблю тебя, Ричард, именно за твой гламур, — сказала она. — Это он влечет меня к тебе.
— Мерзкое слово!
— Этого ты не изменишь. Твой гламур никуда от тебя не денется. Вот потому-то Найалл и не дает мне уйти. Я чарую его точно так же, как он меня. И ты тоже. Если уж ты окутан гламуром, ты никогда не позволишь уйти…
В этот момент в комнате где-то за моей спиной послышался явственный смешок. Смеялся мужчина. Этакое презрительное фырканье, когда у человека нет уже больше сил сдерживать веселье на ваш счет. Я резко обернулся, с ужасом понимая, что Найалл все это время был здесь, в комнате. Но никого не увидел. И только теперь я обратил внимание на дверцу гардероба, которая все время была открыта. Это было единственное подходящее место! Там достаточно просторно, чтобы спрятаться. Значит, Найалл все время стоял в шкафу!
Новая волна бессильной злобы захлестнула меня. Я желал только одного — немедленно бежать отсюда. Я бросился к двери, с силой рванул ее, заметив, как блеснули стальные петли, пересек коридор и стремглав выскочил на улицу, захлопнув за собой входную дверь. Я был слишком зол, чтобы садиться за руль. Я помчался пешком по улице, торопясь уйти как можно дальше от этого места. Ослепленный гневом, я шел и шел по направлению к дому, с единственным желанием — освободиться от нее и забыть. Я поднялся вверх до Арчуэя, затем по виадуку вышел в Хайгейт, потом спустился к Хэмпстед-Хит. Гнев одурманивал меня, мысли кружились нескончаемым водоворотом: я вспоминал все незаслуженно нанесенные мне обиды. Я понимал, что устал от долгого перелета, что нарушен нормальный суточный ритм, что в таком состоянии трудно мыслить рационально и вряд ли я смогу здраво разобраться в том, что произошло. Вероятно, в тот момент я воспринимал окружающее скорее как галлюцинацию, чем как реальность: высотные здания за бывшей пустошью к югу от низины, ряды старинных красно-кирпичных домов; я мчался, едва обращая внимание на прохожих и шум транспорта. Я срезал путь, пройдя боковыми переулками через жилой район, застроенный виллами викторианской эпохи. Улицы густо заросли старыми деревьями — платанами, декоративными вишнями и дикими яблонями, утратившими к концу лета былую свежесть; по обеим сторонам дороги стояли машины, припаркованные колесами на тротуар. Я проталкивался мимо людей, едва замечая их, бегом пересек Финчли-роуд, лавируя в потоке машин. Впереди меня ждал спуск с холма в западную часть Хэмпстеда — длинные прямые улицы с несущимися по ним легковыми автомобилями и грузовиками, множество людей на тротуарах, ожидающих автобуса или спешащих по магазинам. Я протискивался в толпе, думая только о том, как бы поскорее добраться до дома, залезть в постель, попытаться уснуть и забыть во сне свою злобу, а заодно и восстановить жизненный ритм.
Я свернул к Вест-Энду и почувствовал себя почти дома. Уже осталась позади станция подземки Уэст-Хэмпстед, я прошел мимо круглосуточного супермаркета и приближался к полицейскому участку. Все это были хорошо знакомые ориентиры моей лондонской жизни до появления в ней Сью. Я уже начинал строить планы на будущее, думать о работе. Во время долгого перелета домой продюсер рассказывал о новом проекте — серии документальных фильмов для Четвертого канала. Речь шла о солидной программе, требовавшей многочисленных командировок. Как только отосплюсь и полностью восстановлю силы, немедленно позвоню ему — уеду на некоторое время из страны, займусь привычным делом, поразвлекусь на досуге с зарубежными красотками.
Долгая прогулка пешком прояснила мой разум. Больше никакой Сью, никакого Найалла, никаких воскресающих надежд и нарушенных обещаний, ни уверток, ни лжи. Кому нужен секс вечером, если сожалеешь об этом той же ночью? Я ненавидел Сью за все, что она мне сделала. Я сожалел о доверительных признаниях, о ночах любви. Вспомнить только, как она разглагольствовала сама с собой! С тех пор как я это увидел, я не раз спрашивал себя, вполне ли она в своем уме. Теперь я был твердо уверен в том, что Сью полубезумна. А Найалл! Могло быть одно-единственное рациональное объяснение тому факту, что я ни разу его не видел. Этот человек — не более чем фантом, плод ее поврежденного рассудка! Найалла не существует/ Что-то ударило меня в спину и швырнуло вперед. Я ничего не слышал, но понял, что падаю внутрь витрины. Толстое стекло разбилось и осыпало меня градом осколков. Какой-то частью сознания я еще воспринимал происходящее. Я понимал, что качусь по земле, изгибая спину, в то время как немыслимый жар палит мне шею, ноги, руки и волосы. Когда тело прекратило движение, единственным звуком был треск ломавшейся витрины и звон разбитого стекла. Осколки все падали, поливая меня бесконечным дождем боли, а откуда-то снаружи ко мне со всех сторон подступала необъятная и полная тишина. И мрак.
Часть четвертая
1
Выехав из госпиталя, они оказались на узкой проселочной дороге, тянувшейся среди высоких живых изгородей Девоншира. Дорога в этих местах существовала с римских времен. Сейчас, поскольку местное население перемещалось в основном на тракторах, сверху ее покрывал густой слой скользкой грязи. Сью вела машину нерешительно и нервно, резко тормозила перед каждым опасным поворотом, старательно вытягивая вперед шею, чтобы лучше видеть. Вождение было для нее делом непривычным, крайне рискованным и требовавшим напряженного внимания, тем более на узких сельских дорогах, где могло случиться все, что угодно. К счастью, встречные машины попадались сравнительно редко и двигались на небольшой скорости. Но хотя угрозы аварии почти не было, все же автомобиль казался ей слишком большим, неповоротливым и непослушным, и она мечтала как можно быстрее добраться до нормального шоссе.
Ричард сидел на переднем сиденье рядом со Сью, смотрел прямо перед собой и почти не разговаривал. Одной рукой он придерживал ремень безопасности, чтобы тот поменьше давил на тело. Всякий раз, когда она резко тормозила на повороте, его бросало вперед. От боли у него перехватывало дыхание, и некоторое время после этого он дышал хрипло и учащенно. Она понимала, что каждый толчок причиняет ему страдания, но, стремясь исправиться, действовала еще более нервно и неуверенно, так что выходило даже хуже.
Сразу за Тотнесом они выбрались на дорогу А38 — современное шоссе с двухрядным движением, ровное, без резких поворотов. Сью сразу почувствовала себя на высоте и увеличила скорость до обычных шестидесяти миль в час. Шел мелкий дождь, и всякий раз, когда они обгоняли грузовик или другую большую машину, лобовое стекло окатывал поток жидкой грязи. Миновав Эксетер, они выехали на шоссе М5, а вскоре уже неслись по М4, ведущему прямиком к Лондону.
По просьбе Сью Ричард включил радио. Он довольно долго крутил ручку настройки, пока не нашел станцию, устроившую их обоих.
— Дай мне знать, если захочешь остановиться, — сказала она.
— Пока все в порядке, но было бы невредно выйти из машины и часок погулять, чтобы размять ноги.
— Как ты себя чувствуешь?
— Превосходно.
Сью тоже чувствовала себя прекрасно и радовалась его окончательному возвращению в Лондон. Частые поездки в Девоншир за последние несколько недель совершенно измотали ее. Ричард ходил без посторонней помощи уже почти месяц, и оба они с растущим нетерпением ожидали его выписки. Но доктор Хардис не торопился и постоянно твердил, что еще не время, что полной уверенности в успехе пока нет, что лечение, на его взгляд, не проведено должным образом и в необходимом объеме. Ричард посетил еще несколько сеансов гипнотерапии, но все они, подобно самому первому, так и не дали определенного результата. Самого его, однако, эти бесплодные попытки, похоже, не очень трогали, и он горел желанием побыстрее покинуть клинику.