– Откуда же мне знать?
– В джинсах и какой-то жуткой майке, ты бы видел ее… И это вместо того, чтобы прилично одеться по такому случаю…
– Видимо, она не считает приезд Крымова чем-то особенным. Думаю, она и встречает-то его просто из вежливости, ну, может, из куража, чтобы уже здесь, дома, всласть поиздеваться над ним, подразнить… Уверен, что после ужина она выставит его за дверь, отправит в гостиницу или на дачу…
– Это ты их загородный дом называешь дачей? Ничего себе, дачка… Я вообще не понимаю, почему она живет в городской квартире, когда можно жить там…
– Не думаю, что она явилась сюда, чтобы насладиться тишиной и покоем провинциального города. Ей хочется острых ощущений, она приехала, чтобы поработать. Ты же сама рассказывала, что она практически живет в агентстве.
– Может, ты и прав. Но все равно, такое наплевательское отношение к себе, к Крымову… Ты бы видел, как она была одета, когда явилась на работу, – роскошная женщина в роскошных французских тряпках, а тут – на тебе – потертые джинсы, линялая майка… Не понимаю, не понимаю…
Ей вдруг стало неловко от того, что она этим, казалось бы, несерьезным разговором об одежде может выдать себя, свое отношение к своей внешности. Она так и не поняла, догадался ли Минкин, что она возмущалась скорее не внешним видом Земцовой, а тем, что та, имея стройную фигуру, не ценит этого и ходит в обносках, в то время как располневшая до безобразия Таня страдает при мысли, что не может даже в самой красивой и дорогой одежде выглядеть прилично. Тем более что речь шла о приезде Крымова, ценителя женщин. Значит ли это, что Земцовой наплевать, в каком виде она предстанет перед своим бывшим мужем?
Раздался звонок, и Минкин пошел открывать. Таня слышала, как он шикнул на Хитова, отправив его в одну из комнат и приказав тому не высовываться («Не появляйся на глаза до тех пор, пока до тебя не дойдет очередь…»), после чего открыл дверь, и до Тани донеслись оживленные голоса Корнилова, Земцовой, Крымова…
Когда она увидела Крымова, щеки ее запылали, и она устыдилась своего огромного живота, распухшего до неузнаваемости лица и всего своего положения, в котором оказалась по вине своего замужества, по вине Минкина.
– Таня, как же я рад снова тебя видеть! – воскликнул, как показалось Тане вполне искренне, Крымов и вдруг бросился к ней, обнял и поцеловал ее прямо в губы. – Какая ты стала хорошенькая, женственная… Я всегда говорил, что беременность только украшает женщину, не правда ли, Виталий?
Минкин, вместо того чтобы выказать свою ревность (так, во всяком случае, предполагала Таня), тоже почему-то обрадовался появлению Крымова и пожал ему руку. Затем Виталий и с Корниловым обменялись рукопожатиями. Корнилов тоже обнял и поцеловал Таню. Она заметила, как похудел Виктор Львович, как постарел, и, вспомнив про его жену, почувствовала, как по спине ее пробежал холодок. Земцова же выглядела вполне спокойной и умиротворенной. Она по-хозяйски отправила всех мыть руки и сказала, что «картошка остывает», пора за стол. Потом подошла к Тане:
– Спасибо, подружка, не ожидала, что ты так много успеешь приготовить за такое короткое время.
– А ты в морге была?
– Была. Знаешь, мне в последнее время начинает казаться, что кому-то там, наверху, – она осторожно подняла указательный палец к потолку, – хочется прибрать к рукам всех красивых девушек… Эта Надя Газанова была на редкость красива. Я понимаю теперь Хитова, который буквально потерял голову из-за нее. Я бы и сама, будь мужчиной, женилась на ней. Кроме шуток. Леша говорит, что у нее множественные переломы конечностей, разбита голова, рассечена губа, глаза нет, он вылетел… Вроде бы все указывает на то, что она нечаянно сорвалась и упала с обрыва…
Она не успела ничего больше рассказать, в передней снова раздался звонок – на этот раз пришел Чайкин.
Когда все расселись за столом, Юля предложила налить водки и произнесла тост за встречу.
– Мы все свои, а потому мне особенно приятно, что сегодня к нам, пусть и на неопределенное время, присоединился сам господин Крымов, человек, который когда-то основал это агентство. С ним у меня лично, не знаю, как у вас, связано многое в жизни, он научил меня работать, любить, страдать, он подарил мне дочь… Вот такие дела… С приездом, Женя, – сказала она дрогнувшим голосом и пригубила рюмку.
– Спасибо, Юля, – ответил Крымов, сидящий рядом с ней и буквально пожирающий ее глазами. – А ведь я, признаться, сначала тебя не узнал, время делает тебя только моложе…
– Ты тоже прекрасно выглядишь.
Эту фразу она сказала уже с более рассеянным видом, потому что почувствовала, как сидящая по другую сторону от нее Таня толкает ее локтем в бок.
– Забыла тебе сказать, там, в одной из комнат, Хитов, – шепнула Бескровная, – пришел и не уходит, не знали, что с ним и делать. Хочет поговорить с тобой. Приехала мать Нади Газановой…
– Хитов? – Юля покачала головой. – Вот это сюрприз…
Чайкин пришел совершенно трезвый, хотя и выглядел как настоящий алкоголик. Сморщенное красное лицо, желтые редкие волосы, через которые просвечивает блестящий розовый череп, и бросающаяся в глаза болезненная худоба. Он ничего не пил, кроме минеральной воды, зато ел за троих. В основном молчал, но внимательно слушал, что говорили присутствующие за столом его друзья. Ему было приятно, что о нем не забыли, что пригласили его, скромного судмедэксперта. Крымов говорил какие-то общие фразы, был возбужден, из чего Леша понял, что тот радуется встрече с Земцовой. Юля была душой компании, ее все любили, и мало кто не переживал ее разрыва с Крымовым. И никто из присутствующих не понимал, как можно было изменить такой женщине и разрушить такой, казалось бы, идеальный брак. Кроме того, у Крымова с Земцовой подрастала дочь Маша. Может, хотя бы этот приезд Крымова все изменит и ему удастся вернуть жену и дочь?
Чайкин был уверен, что все, кто присутствовал сейчас здесь, думали об этом же.
Корнилов, глядя на цветущую Земцову, с тяжелым сердцем вспоминал превратившееся в скелет тело своей жены, женщины, которую он любил больше всех на свете и которая медленно и мучительно покидала этот мир, покидала его. И как бы он ни старался в последнее время раздобыть денег, чтобы купить дорогостоящие лекарства, он лишь немного отодвигал страшный конец. Ему хотелось сказать раскрасневшемуся от вкусной еды и водки Крымову, что жизнь очень коротка, что когда-нибудь он будет сожалеть о том, что предал любимого им человека, что любовь к единственной женщине ничто по сравнению с теми многочисленными увлечениями, которыми была полна его жизнь; ему хотелось так сказать, но имел ли он право? Да и кто он такой в жизни Крымова, чтобы указывать ему на что-то или объяснять и без того простые и понятные вещи? Он смотрел то на Крымова, по-прежнему вальяжного и уверенного в себе мужчину, пытающегося рассказами о своей заграничной жизни придать ей ореол романтизма и таинственности, то на Земцову, озабоченную тем, чтобы гости хорошо ели, и постоянно подкладывающую на тарелки закуску, и думал о том, что, может, именно сегодня они, эта красивая пара, и будут счастливы? Стоит гостям разойтись, и они останутся вдвоем, возможно, Юля и позволит Крымову доказать ей свою любовь и простит его? А Патрик… Сможет ли она объяснить ему, что по-прежнему любит лишь Крымова, и что она очень благодарна ему, этому симпатичному французу, за то, что все то время, что она оставалась без Крымова, у нее было подобие семьи? Но каким же несчастным почувствует себя этот Патрик! И разве можно строить счастье на несчастье других людей? Однако Патрик же построил. Корнилов запутался. Кто был несчастливее из них всех: Патрик, Земцова или Крымов? Пожалуй, лишь сам Корнилов, которому сейчас предстояло возвращаться к себе домой, в пахнущую смертью квартиру… В носу защипало, и он, не выдержав, разрыдался.
Глава 4
Крымов вышел из гостиной, чтобы покурить на лоджии, заглянул на кухню, чтобы взять пепельницу, и тут ему показалось, что в квартире, помимо тех, кто находился в гостиной, есть кто-то еще. Он явственно слышал дыхание. Глубокое, как если бы человек спал. Он развернулся и пошел на звук. Ноги не слушались его, когда он понял, что звуки доносятся из спальни. Интересно, кто бы это мог быть? Может, Шубин спрятался? Не смешно. С Шубиным вообще все вышло не смешно и как-то странно. Он и сам-то не мог себе объяснить, почему Женю Жукову он никогда не воспринимал как жену Шубина. Просто женщина. Очень несчастная, которая так нуждалась в поддержке, в любви. Шубин, в конечном счете, сам виноват в том, что она без оглядки поверила Крымову, как будто не знала наперед, чем могут закончиться их отношения. Но она так искренне радовалась, что в самую тяжелую минуту своей жизни оказалась рядом с мужчиной, который сумел не только успокоить ее, но и придать ей новых сил и помочь разобраться в себе. Теперь-то она знает, как ей жить дальше и что в этой жизни надо уметь полагаться лишь на себя. Бедная девочка. Бедный Шубин, так опрометчиво принявший влюбленность за любовь и связавший себя браком с нелюбимой женщиной. Вот с Земцовой он был бы по-настоящему счастлив, даже если бы знал, что она не любит его.