Воскресная скука Катарины развеялась как дым.
К сожалению, она не может поручить купить тесты на беременность прислуге, они так любят посплетничать.
Так что нам не оставалось ничего другого, кроме как, самолично ехать в дежурную аптеку и позориться, приобретая в воскресенье вечером шесть разных тестов.
Мы выбрали экземпляры, которыми можно воспользоваться сразу, и такие, для которых требуется утренняя моча.
У фон Штейнбеков мы прокрались в винный погреб, взяли бутылочку хорошего вина и призадумались: кто знает, можно вообще пить в этом случае или нет.
Но Катарине требовалось алкогольное утешение, а за последние две недели она выпила столько, что еще один бокал сути дела явно не менял.
Мы поставили спокойную музыку, и Катарина приступила к не очень достойному виду деятельности: наполнить мочой три банки и выставить их рядком на стол.
Отхлебнув вина, она опустила в банки разные тестовые полоски.
Пробы окрасились.
— Спокойно, это контрольные полосы, самое важное — большое поле, — уговаривала себя Катарина.
К моему ужасу через несколько секунд цвет первого теста слегка изменился, второй никак не мог принять решения, на третьем появились размытые пятна.
Через пять минут результат был получен.
Два к одному.
У Катарины участилось дыхание, она сделала еще глоток вина.
— Пия, скажи, что все это происходит не со мной!
Я пыталась переключить ее на мысль о трех утренних тестах, которые наверняка дают более надежные результаты.
Мне было понятно, что для Катарины понятия аборт просто не существует.
Хотя воспитание она получила вполне светское, религиозные запреты весьма прочно закрепились в ее сознании. Она ни за что не согласится на аборт: ей тридцать три года и у нее весьма прочное финансовое положение.
Гораздо больше ее волновало то обстоятельство, что она не сможет продемонстрировать отца ребенка.
Он женатый человек, им и останется, потому что, не считая любви к верховой езде и чисто плотских утех, общего у них ничего не было.
Ниже допустимого уровня, гораздо ниже допустимого уровня.
Катарина вздохнула:
— Как я могла быть столь неосторожной, я, у которой все под контролем, я, способная организовать вечеринку с коктейлями в перерыве между маникюршей и парикмахером?
Воплощенная сдержанность по имени Катарина — и нежелательная беременность. Невероятно.
Для нее было бы пыткой признаться родственникам в отношениях с тренером по верховой езде, не говоря уже о разбазаривании своих замечательных генов…
То-то возликуют сплетники!
Может быть, лучше ей на какое-то время уехать… Я пытаюсь обсудить с Катариной все возможности.
В отчаянии она выдвинула две приемлемые, с ее точки зрения, идеи.
Первая была простой, хорошо себя зарекомендовавшей и в ее среде наверняка пользующейся популярностью. Следует быстренько обеспечить себе алиби в виде папочки, которому можно приписать ребенка.
К счастью, у Герберта есть связи, она с ходу вспомнила двух поклонников, которые страстно хотели на ней жениться.
Один невзрачный, второй очень даже симпатичный. Но достаточно ли быть «очень даже симпатичным?
Ладно, они наверняка будут жить на отдельной вилле, где можно встречаться только время от времени, но от одной мысли о появлении в обществе с этим «очень даже симпатичным человеком» Катарину бросало в холодный пот.
К тому же она все время помнила про родителей, которые даже спустя много лет так друг другу и не наскучили.
Большинство женщин в ее ситуации просто покорились бы судьбе, но Катарина не принадлежит к большинству женщин, а так просто никто из семейства фон Штейнбек никому и ничему не покоряется.
Наверняка есть какой-то другой выход!
И внезапно на нее снизошло просветление.
— Пия, я придумала. Но расскажу, только если буду абсолютно уверена в своей беременности. А теперь, только постарайся меня понять, мне бы хотелось побыть одной. Мне нужно подумать.
Я отправилась домой. Катарина всегда точно знала, чего хочет.
Наконец-то у меня появилось время прочитать заполненную Леандером анкету. Меня целый день мучило любопытство.
Ну что ж, теперь почитаем.
«Каков ваш девиз?» — «Laissez faire» (Здесь: оставьте в покое (фр.)).
Ха! Толерантен, никакого мелочного мещанства. Человек, который не будет вздымать вверх указующий перст, морализируя и лицемеря, каждого воспринимает таким, какой он есть. И наверняка никогда не скатится до состояния репейника.
«Где бы вы хотели жить?» — «Там, куда забросит меня судьба».