Макс покачал головой, проводил меня к выходу и посадил в такси.
По дороге я все пыталась разобраться, чем же привлекало меня это блестящее общество. Леандер — мужчина мечты в мире воплощенной мечты. Мне, доморощенному психологу, было нетрудно понять, что я не хотела опускаться на землю и с большим удовольствием гонялась за химерами, не обращая внимания на реальную жизнь.
В воскресенье я проснулась с огромным желанием раскрыть тайну Леони Виндлер.
Заехала за Максом, у которого был вид человека, проведшего бурную ночь.
— Ну что? У тебя еще и гостья побывала? Я имею в виду Катрин. Долго засиделись?
Он реагировал довольно вяло:
— Пия, когда наконец до тебя дойдет, что кроме женщин у меня есть и другие проблемы? Даже если я флиртую и схожу с ума, это совсем не значит, что я бегаю по городу, подхлестываемый постоянным выбросом тестостерона. Вчера вернувшись домой, я съел старую пиццу и всю ночь провел в обнимку с унитазом.
Неудивительно, что он такой бледный.
Притормозив у заправки, я купила колу и соленые рогалики, которые он с благодарностью потянул в рот.
Мучимый тошнотой, он торопливо опустил стекло и подставил лицо ветру. Наверное, это поможет.
Леони Виндлер жила со своим другом, театральным актером, в старинной просторной квартире, все стены которой были завешены картинами, написанными самой Леони. Оказалось, что она талантлива!
Аннегрет Боймлер была права: Леони — ослепительно красива. Но сегодня она явно нервничала:
— Давайте посидим в кафе, чтобы не мешать моему другу. Он как раз готовит новую роль.
Вышеупомянутый друг вышел из комнаты и ласково погладил Леони по щеке.
— Вы спокойно можете остаться здесь, мне это нисколько не помешает.
До чего красивая пара. И очень любят друг друга!
Но Леони настояла на своем, и мы ретировались в сторону кафе.
Мы сделали заказ, и она напряженным голосом спросила:
— Вы хотите поговорить со мной о Леандере? Это он вас прислал?
После отрицательного ответа напряжение исчезло с ее лица.
Ни на что сегодня не способный Макс молча попивал свой чаек, приправленный перечной мятой.
Поэтому беседу начала я, объяснив, что мы пишем биографию Леандера. Я задала ей несколько вопросов, но она все отрицала и пыталась выставить их с Леандером отношения как можно менее серьезными:
— Я была совсем девчонкой и втрескалась в него по уши. Мы пару раз где-то посидели, но дальше этого дело не зашло.
Явная ложь, но Леони стояла на своем и упорно отнекивалась:
— Леандер был красив и внимателен. Но близко я с ним так и не познакомилась.
Не может быть. А ведь мне казалось, что мы у цели.
Я оставила ей свой телефон:
— Леони, если вы передумаете и захотите поговорить, то позвоните мне.
Она взяла карточку, вежливо поблагодарила и быстро вышла.
Макс скрылся в туалете, откуда вернулся еще более бледным.
Поражение на всех фронтах.
Я усадила страдальца в машину, отвезла домой и заварила ему чай.
— Пия, мне очень жаль, что я не смог тебе помочь. Эта Леони, конечно же, врала. Понятия не имею, что она скрывает, но она очень боится. Обратила внимание, у нее буквально отлегло от сердца, когда она узнала, что Леандер ничего про нее не сказал.
— Конечно, обратила.
У меня опустились руки. Как же заставить Леони говорить? Наверное, мне следовало выложить карты на стол и признаться, что Леандер выставил меня полной дуррой, и что мне показалось, будто она когда-то испытала то же самое.
Все мои потуги вдруг представились бессмысленными. Почему я не пошла на полный разрыв, а вместо этого впутываю друзей и коллег в какие-то безумные аферы?
Зачем мне знать, по какой такой причине Леандер воспользовался мной?
Разве от этого унижение станет меньше? Я перестану сомневаться в себе?
Факт остается фактом. Он меня не любил, а использовал, и от этого очень больно. Объяснение выявит мотив, но оскорбление все равно останется оскорблением. И как реагировать, когда я обнаружу причину? Приступить к мщению? Но каким образом? Что от этого изменится? Доктор Корнелиус посоветовала принимать вещи такими, какие они есть, и довериться справедливым действиям судьбы.
Наверное, лучше всего поставить в деле Леандера окончательную точку, не раскапывая прошлогодний снег.
Макс посмотрел на меня:
— С этим выражением лица я уже знаком. Что теперь?
— Мне кажется, нам следует похоронить это дело. Леони не заговорит, другой ниточки у нас нет, к тому же прошло слишком много времени. Нужно уметь проигрывать.