Барбару мои слова, похоже, шокировали. Кажется, готового ответа на мои возражения она не припасла. Зардевшись, она беспомощно уставилась на Эллен. «Вот так-то, — подумала я. — Помоги своей прислужнице. Хватит прикрываться, вступай в бой сама».
— Ну хорошо. Тогда, возможно, мы скажем, что ты уходишь с должности ради семьи? — предложила Эллен, по-видимому, считая себя непревзойденным дипломатом.
Я взревела:
— Ты что, не слышала, что я сказала?! — Больше мне незачем было потрафлять этой женщине. — Или повязка на голове слишком тугая?! — Я сама не верила, что смогла произнести эти слова. Будь я кем-то другим, я дала бы Джилл Уайт «пять».
У Эллен отвисла челюсть.
— Вовсе необязательно говорить гадости, — прошипела она, словно змея.
— Гадость — это пользоваться моей личной жизнью для прикрытия. Вот что такое настоящая гадость. И я не собираюсь с этим мириться. Вот и все.
— Девушки, — вмешалась Барбара, — давайте все же попробуем прийти к консенсусу. Джилл, скажи, пожалуйста, какую причину для ухода ты бы сочла приемлемой?
Я на минуту задумалась. Приемлемая причина, хм…
Возможно, зависть Эллен?
Как насчет ее глупости? Или, быть может, ее ненависти ко мне?
— Нет такой причины, — ответила я. Я была слишком раздосадована, печальна и изнурена, чтобы продолжать эти «нестромские» игры. Меня увольняли из моего собственного журнала. Я создала его из ничего, потратила на него столько лет своей жизни, вложила столько усилий. Я с материнской нежностью наблюдала, как он растет и по праву становится первым альтернативным изданием с тиражом свыше восьмисот тысяч. Восемьсот тысяч женщин покупают его каждый месяц и получают огромное удовольствие. Поэтому — ну их в жопу, этих «Пестром Медиа». С точки зрения юриспруденции, они могут, будь их воля, уничтожить «Джилл». Но я не стану — Н-Е-С-Т-А-Н-У — принимать в этом участия.
— Нет, — повторила я. — Я не могу придумать причины, в которую поверит хоть один человек с минимальной деловой хваткой.
Эллен — наша хваленая бизнес-леди — вытаращилась на меня.
— А может быть, тяга к перемене мест? — предложила она. — Мы скажем, что ты отправилась на поиски новых приключений.
Это оправдание было не лучше и не хуже других. И хотя я ни за что не стала бы употреблять в речи подобных оборотов, я все-таки согласилась.
Следующие полчаса мы посвятили обсуждению самого скудного выходного пособия в истории: трехмесячная зарплата за девять лет крови, пота и слез. Стоило мне воспротивиться, дамы озвучили завуалированные угрозы.
— Ты ведь не желаешь, чтобы путь в «Нестром» был тебе заказан навсегда, — сказала Барбара.
Как бы мне ни хотелось ответить им: «Именно об этом я и мечтаю», — здравый смысл мне все же не отказал, невзирая на шок и абсурдность всей ситуации. «Нестром» был настолько гигантской корпорацией, что, даже если бы мне удалось попасть в совершенно другое издательство, всегда оставался шанс, что он нас поглотит (наглядный пример — «Джилл»). И хотя я еще не знала, каков будет мой следующий шаг, мне все же не хотелось сжигать мосты, если я в принципе собиралась фигурировать в журнальном бизнесе. Меня ужасно злило, что из-за «Нестром» я очутилась между Сциллой и Харибдой.
Далее мы обсудили договор о неразглашении информации, порочащей компанию, а это было обязательно, если я хотела получить напоследок хоть что-то. Опять-таки, мне не оставалось ничего иного, кроме как поставить подпись, хотя я хотела бы рассказать всему миру, как на самом деле бессердечна и алчна машина «Нестром».
Придя к согласию по большинству пунктов, мы оставили все детали на совести наших адвокатов.
Выходя из кабинета Барбары, я наконец смогла перевести дыхание. И меня саму удивило, когда уже у лифта я поняла, что по телу моему разлито абсолютное немое спокойствие. Я-то ожидала шквала эмоций — хоть каких-то эмоций. Но нет. Я не чувствовала ровным счетом ничего.
До того момента, пока из кабинета Барбары не вышел Пол. Он догнал меня уже в вестибюле и, повинившись, попробовал меня обнять.
Я смахнула его руку.
— Ого! Он говорит! — издевательски воскликнула я. — Чудо из чудес! Я думала, тебе вырезали весь речевой аппарат.
— Наверное, я этого заслужил, — сказал он, снова опуская взгляд на туфли.
Я нервно нажала на кнопку вызова. Почему эти чертовы лифты ездят так медленно даже в самых новых, современных зданиях?!
— Послушай, но тебе ведь так будет лучше, — продолжил Пол. Теперь он, значит, разговорился. — Ты можешь делать все, что угодно, когда уберешься отсюда. Ты же Джилл Уайт. Люди тебя знают. Люди хотят тебя знать. А мне придется держаться за эту работу до конца своих дней. Я ведь никто.