От этих мыслей я взбодрилась, а потому, когда Минди неожиданно позвала меня на обед, согласилась без лишних раздумий, хотя работы оставалось еще немало.
Выглядела она замечательно.
— Я понимаю, что тут столько всего накопилось, — сказала она, — но если вдруг надумаешь перекусить на скорую руку…
Мы очень славно пообедали в карибском ресторанчике в Хеллзкитчен, куда не осмеливались соваться остальные работники «Нестром». Минди, чудесным образом преображенная, рассказывала мне о том, как она пытается возродить отношения с мужем и как время, проведенное с детьми, давало ей силы продолжать борьбу с пагубной зависимостью. Я была очень рада слышать, что она счастлива. Ее врожденное умение проявлять материнскую заботу — именно то, что меня первым делом привлекло в ней, — возвращалось к ней.
— Я очень тебе благодарна за то, что ты поверила в меня и дала мне еще один шанс, — сказала она. — И я еще раз хочу попросить прощения за то, что так поступила с тобой…
— Я ведь уже говорила тебе, Минди: ты классный выпускающий редактор. Я не хочу тебя терять.
— Дело в том, что Эллен всегда каким-то непостижимым образом удавалось мною помыкать, — продолжала она. — В ходе лечения это наконец-то стало очевидно. В колледже я всегда писала за нее рефераты, пока она проводила время со своим парнем и подружками по женскому обществу. Когда мы впервые стали работать вместе, я отдувалась за ее проступки. Потом она сделала из меня палача для своих постоянно меняющихся гувернанток. А потом, не успела я опомниться, как она уже устроила меня на эту работу и вынудила следить за тобой. С ума сойти! Я уже взрослая женщина, а до сих пор готова на все, лишь бы набиться ей в друзья и затесаться в ее компашку.
Я наконец-то поняла. Минди — это была я сама в четырнадцать лет. Ученица в Хиллэндере, которая отчаянно тщится понравиться Алисе Форд и ее друзьям, но терпит поражение. И я невольно перефразировала совет, который сама недавно услышала:
— Ты уже не в колледже, Минди. Ты принадлежишь самой себе, и ты не должна бояться слабой женщины, напуганной твоим интеллектом. Она пытается унизить тебя, чтобы удержаться на высоте, чтобы никто не смог разоблачить ее фальшивую сущность.
— Да я и сама это уже понимаю, — сказала она, вытирая тарелку кусочком хлеба.
— Одна великая женщина сказала: «Когда вы добиваетесь успеха, то приобретаете ложных друзей и истинных врагов. Но все равно добивайтесь успеха».
— Ого, — задумчиво кивнула Минди. — А что это за великая женщина?
— Моя подруга Сара, — ответила я.
14
Чудо-ребенок в поисках новых чудес. — «Крейнз», апрель 2005 г.
Мои родители прикладывали столько усилий, чтобы мы с братом не привязывались ни к людям, ни к вещам. И все их благие намерения привели к тому, что я была абсолютно не приспособлена к расставаниям.
Одна моя детская травма вспоминается первой, если я хочу привести пример противостояния собственных инстинктов и родительских уроков. Мне было семь лет, когда в коммуне поселился Бэй. Ему было, должно быть, немного за двадцать; я помню, что считала его довольно старым, практически таким же древним, как родители. Но, несмотря на разницу в возрасте, я втрескалась в него по уши.
Бэй в шутку называл себя «шатуном-болтуном» из-за своей неспособности подолгу оставаться на одном месте. В коммуне он прожил около года — довольно солидный, по его меркам, срок.
Мы с Алексом обожали Бэя, потому что он говорил с нами как со взрослыми и всегда показывал, как мы ему дороги. Помню, он однажды сказал Алексу, что тот вырастет великим мыслителем. Мне же он прочил будущее великой сердцеедки — такой я была красавицей. Я не вполне понимала, что он имеет в виду, но слова его запали мне в душу. В те годы я была нескладной тощей девчонкой, и больше никому не приходило в голову связывать меня с понятием «красота».
Бэю, похоже, тоже нравилось быть с нами: мы играли в шашки или прятки, или же он попросту рассказывал о своих скитаниях. Больше всего я любила именно его истории. Он рассказывал, как обучился мореходному делу в Греции, как взбирался на холмы в Швейцарии или бродил по дорогам Патагонии, волоча за собою сломанный мотоцикл. Все эти истории распаляли мое воображение, позволяя мне вырваться за пределы нашей деревни в Джорджии. Я могла слушать его бесконечно.
Но лучше всего я помню, насколько Бэй был хорош собой. Его развевающиеся на ветру волосы, опаленные солнцем; здоровый золотистый загар; глаза цвета аквамарин; ямочки на щеках — такие глубокие, что их было видно даже сквозь неизменную белую щетину. Он был похож на парня из рекламы. Ну просто глаз не оторвать.