— Нет, все-таки, несмотря на его нрав, Арбрайт хороший заместитель, — промолвил Тод, снова поддавшись привычке говорить сам с собой. — Да, болтлив, да, карьерист, но насколько я знаю, на публике о рабочих моментах он молчит, да и с ненавистными бумагами расправляется гораздо лучше моего. Нет, что и говорить, за такую новость можно простить ему многое. Да…
***
Теофил прибыл на бал вовремя. Мужчина, как подобает в его положении, вручил подарок, поздравил именинницу и перекинулся парой слов с Арвидом, выказать уважение которому считал весьма важным. Далее последовали танцы, ужин, и Арбрайт, отрешившись от всего на свете, самозабвенно предался им. Он не заметил Раапхорста, не заметил его исчезновения вместе с виновницей торжества, а затем и пропажу хозяина дома. Всё это случилось так быстро под воздействием сил Евгения, что ни заместитель Тода, ни кто бы то ни было ещё, не сразу почувствовали что-то неладное. Однако, даже гости, одурманенные танцами и горячительными напитками рано или поздно должны были прозреть. Это произошло, когда ужин подходил к концу, сцена в саду свершилась, а Евгений ехал домой. Елены по-прежнему не было среди гостей, и вместе с тем, уже около часа нигде не было видно Арвида Хауссвольфа, хозяина вечера. Потому стоило кому-то указать на этот факт, как через несколько минут по просторным комнатам разнёсся гул удивления. Напряжение заметно нарастало. Теофил видел это и вслед за остальными невольно проникался тревогой, ступая по паркету бального зала. То и дело, разговоры гостей прерывались вопросами и строгими замечаниями, где-то слышались нотки недовольства. Арбрайт старался не влезать в это: раскачивать лодку было не в его интересах. Он продолжал идти, повинуясь странному порыву, по направлению к камину в соседней комнате. Оба кресла, стоявшие рядом, были заняты какими-то женщинами, и Теофил решил заговорить с ними.
— Премилый вечер, не находите? — поинтересовался он, встав перед дамами, спиной к горячему каминному зеву. Взглянув на их лица, он тотчас сник — они были давно не молоды.
— О, это так, — подтвердила та, что сидела слева — полная, с маленькой сумочкой в руках. Вторая, худая и чинная, с чувством собственного достоинства кивнула.
Арбрайт, почувствовав, что здесь ему будет так же скучно, как среди недовольных гостей, нахмурился, но тут в зале, к его счастью, появилась Елена вместе с отцом. Грозное настроение в комнатах рассеялось, и Теофил, извинившись, покинул дам в креслах. Он хотел снова подойти к Елене, но заметив странную бледность именинницы, остановился. Её отец тоже выглядел неважно.
— Дорогие гости, друзья… — из-за волнения заговорив торопливо и с арпсохорским акцентом, начал Арвид, — спасибо вам, за то, что почтили нас своим присутствием. Я и моя дочь искренне благодарны, но, к сожалению, Елена сейчас не очень хорошо себя чувствует. Посмотрите, как побледнела, бедняжка. Ничего, волнение такая вещь… Я полагаю, ей лучше отдохнуть и прийти в себя, чтобы не случилось ничего серьёзного.
Арвид стыдливо улыбнулся. В ответ из зала послышались слова поддержки и сочувствия, однако на лицах многих гостей мелькнуло насмешливое выражение. Хозяин дома заметил это и похолодел — его репутации был нанесён ущерб. Елена удалилась, и празднующие, поняв, что вечер завершён, начали расходиться.
Через час, проводив в вестибюле последнего гостя, Арвид вернулся на второй этаж. Бесцельно пройдясь по залу, мужчина взглянул на ослабевающий каминный огонь, приблизился и без сил рухнул в кресло. Минутой позже рядом раздался кашель, и Хауссвольф понял, что подле него стоит старик-эовин.
— Вот что творится… — сказал хозяин дома. — Я хочу, чтобы ты проследил за тем, чтобы этот…
— Не пролезет, — не дожидаясь завершения просьбы, заверил старик.
Когда он ушёл, Хауссвольф подошёл к окну и ладонью протёр небольшой участок запотевшего стекла. Там, на улице, в холодной осенней ночи гудели двигатели автомобилей. Свет от их пучеглазых фар, пронзал пространство жёлтыми полосами, отчего-то внушая мужчине тревогу. Арвид подумал, что в автомобильных салонах теперь расположились гости, совсем недавно находившиеся в особняке. Там они не сдерживаются и говорят то, что думают. Одна мысль об этом пугала Хауссвольфа. Наконец, насмотревшись, он почесал переносицу, вздохнул и зашагал по направлению к лестнице.
Елена не спала всю ночь. Страшные мысли об одиночестве обуревали её, не давали забыться, не позволяли отдохнуть. Сердце тяжело билось в груди, и глаза девушки снова и снова увлажнялись слезами. Несколько раз за ночь Елена вставала и торопливо прохаживалась по комнате. Будто одержимая какой-то мыслью, она приближалась к туалетному столику, смотрела в зеркало, словно пытаясь разглядеть собственное отражение, потом шла к письменному столу, брала перьевую ручку, что-то черкала на шершавой бумаге, сминала листок и снова плакала. Проделав этот странный ритуал несколько раз, Елена утомилась, упала на кровать и, наконец, заснула.