— …Время течет по-разному, но есть для Вселенной общее ее русло. По ее меркам мне чуть больше восьми тысяч лет, а в моем мире мне было бы почти семь тысяч.
После этих слов Роэн выпучил глаза от удивления и явно не мог представить себе, дабы кто-либо жил столь долго. Но спорить не стал.
— У меня вот еще какой вопрос, Дейлос. А что за магию вы практикуете? — мужчина внезапно перешел на «вы». Явно из-за возраста его визави.
— Множество различных видов. Но основное — некромантия.
— Что это за магия? — глаза Роэна блеснули азартом. Ему было безумно интересно узнать о новом направлении магии.
— Магия Смерти, так сказать. Я могу воскрешать мертвых себе на служение, могу использовать кости погибших, чтобы собрать какое-нибудь существо из этого и владею защитными и боевыми заклинания из некромантии. Могу призвать тени погибших на службу и так далее.
— Какая мерзость! — сплюнул Роэн, скривив лицо. Огонек в глазах исчез и ему была противная такая волшба.
Рассказал некромант кое-что и о себе.
— Я не пойму, Дейлос, почему вас не покарали за нарушение Баланса?
— А что он из себя представляет?
— Вы не знаете? — туземный маг удивился тому, что столь сильный некромант, который умеет странствовать по мирам, не знает о столь важной вещи.
— Слышал кое-что о нем, но не интересовался.
— Когда Юлор прилюдно воззвал к Богам, то они сказали, что некоторые маги нарушают Баланс, ибо становятся слишком сильны. Они сами не вмешиваются, ибо все устроено так, дабы Чаши Весов вновь вернулись к равновесию. Почему вас не настигла кара Баланса, Дейлос?
— Не знаю. Но про нарушенный Баланс мне говорил другой некромант. Он считал, что я вскоре погибну из-за этого самого Баланса, но я все еще жив.
— Это и странно, Дейлос, — каким же нудным все-таки был Роэн.
— Возможно, но меня это не заинтересовало. Хотя, хотелось бы посмотреть на эти Весы Баланса самому.
— Вы, конечно, очень сильны, но не думаю, что вам под силу справиться с Богами.
— Быть может, есть и иной путь. Но об этом я подумаю после.
— И вот еще что, Дейлос…
— Я слушаю, — Анафрахион придал голосу всегдашнее спокойствие и хладнокровие, но на самом деле порядком подустал от местного мага.
— Научите некоторым заклинаниям, прошу! — Роэн резко встал на колени и ухватил некроманта за штаны.
— Я не беру никого в ученики.
— Так я и не об этом прошу! Просто научите сильным заклинаниям. Покажите, объясните и все.
— Хм… ну, ты рассказал мне про Баланс, так что, кое-чему, да и научу.
— Премного благодарен! И можете жить у меня столько, сколько вам заблагорассудится! — некроманту казалось, что Роэн вот-вот начнет целовать его обувь от радости, но, благо, он не стал.
Анафрахион обучил его нескольким боевым заклинаниям. Объяснил, как использовать рассекающий порыв, как создать ледяной кинжал или меч, как призвать из-под земли каменные шипы, и как создать вокруг какой бы то ни было части тела огненное кольцо и сжать его. Пытался некромант научить Роэна телепортации, но у местного мага ничегошеньки не получалось. В итоге обучил его становиться невидимым. Благо, получилось, хоть и не сразу.
В мире оказалось довольно скучно. К тому же здесь было нечего читать! Никаких магических трактатов, фолиантов иль пергаментов не было. Даже никакого стиха короткого хоть мало-мальски затрагивающего магию не имелось. Ужас и скука. Тут не рассказывали детям о драконах, грифонах, единорогах на худой конец.
«И как только они живут? Что же это за жизнь такая! Нет, это просто существование, не более того»
По сему Анафрахион пробыл в мире всего две седмицы (и то из-за Роэна), после чего покинул его, вернувшись в Междумирье и принявшись искать иные миры. Но невольно ему в голову пробралось сомнение «а поможет ли ему это странствование?».
***
— Все идет, как и предполагалось, Дарата?
— Да.
— Он быстро учится?
— Достаточно быстро.
— А остальные?
— Почти все мертвы.
— Что ж, значит, хоть в нем я не ошибся. Это радует.
— Неужели тебе ведомо такое чувство, как радость?
— Твой сарказм не уместен.
— Равно как и твое «чувство радости».
— Вновь забываешься, Дарата.
— А что я такого сказала? Это лишь правда и все.
— Что же я тебе такого плохого сделал, что ты выказываешь такое неуважение и презрение ко мне?
— Неуважение? Презрение? Ты воистину слеп. Коль умел бы ты чувствовать, то знал бы, что я уважаю тебя и никакого презрения не испытываю. Но меня раздражает, когда ты пытаешься присвоить себе то, что тебе не дано. Нет у тебя чувств. Смирись с этим, наконец! Да, ты можешь их имитировать, подражать простым смертным, но на самом деле за этими масками будет скрываться холодная пустота и безразличие.
— Мне не безразлично то, что будет с моими созданиями.
— Потому что они для тебя лишь актеры, играющие пьесу, о которой знаем лишь мы с тобой.
— Мне уже давно не интересны они. А вот те, кому я дал главные роли… Это совсем иное. Но и они меня разочаровывают.
— Ты создал их совсем недавно. Им нужно время.
— Если только они не передохнут раньше времени.
— Быть может. Но одному ты дал много больше возможностей. Его ты оберегаешь, разве нет?
— Не одному, Дарата. Были и другие. Твои слова правдивы лишь наполовину. Я не могу вмешиваться в игру актеров, неужели ты забыла?
— Но ты можешь их направлять.
— Именно. Что я и делал.
— А если бы он не пошел по твоему пути, что ты указывал ему? А если бы он умер, ведь столько раз был близок к этому. Что было бы тогда?
— Это был бы просто неудавшийся эксперимент.
— И все?
— А что ты хотела услышать от меня?
— Ожидала, что у тебя вновь появятся «чувства».
— Дабы ты в очередной раз съязвила по этому поводу? Пожалуй, я лишу тебя такой возможности.
— Все равно она мне представится и притом не раз.
— Не пора ли тебе продолжать выполнять свои обязанности?
— А куда торопиться?
— Все равно, отправляйся. У тебя много дел.
— У меня много помощников, которые помогают мне справляться с моими делами. Но, последний вопрос.
— Задашь через пару миллионов лет, или же позже.
— А я спрошу сейчас. Почему ты дал ему такое имя?
— А чем оно тебя не устраивает?
— Необычное и слишком могущественное.
— Потому что он особенный, Дарата. И я очень надеюсь, что он меня не подведет и вскоре покажет мне поистине дивное зрелище.
***
Сколько минуло лет с тех пор, как он встретил Роэна сказать очень трудно. Можно, конечно, подсчитать, но нужно ли?
Анафрахион как-то смотрел за тем, как создавался новый мир. Тысячи различных нитей Силы слились воедино, обмениваясь возможностями и своими составляющими. Но что еще творилось внутри этой сферы он не понял, да и не стремился понять. Но когда шар остановился и затвердел, он присмотрелся. Сеть трещин прошлась по этой скорлупе и вскоре она растаяла, обнажив пылающую поверхность нового мира. Смотреть дальше некромант не стал, ибо понял, что уйдет еще слишком много лет, прежде чем этот мир остынет, покроется землей, растительностью и лишь спустя много-много лет появится жизнь. Столь долго следить за этим миром ему не хотелось.
Он научился выходить в Междумирье безо всякого ритуала и был близок к тому, дабы научиться странствовать по уже известным ему мирам без этого самого Междумирья. Должна была получиться быстрая телепортация из одного мира в другой.
Анафрахион любил медитировать, сидя на коленях под небольшим водопадом. Это придавало особую ясность мысли и помогало ему лучше сконцентрироваться на чем-либо, а вода словно очищала его разум от иных и дурных мыслей. Говорят, что огонь очищает. Что достаточно лишь смотреть на пляску языков пламени, и душа твоя очищается. Это ему непременно помогало, но порой хотелось посидеть под небольшим водопадом.
Кроме того, он любил наблюдать за силами природы. Как течет ручеек, река, сколь спокойным может быть озеро и сколь неистовым море иль океан. Любовался величием гор, ловил на себе любое дуновение ветра, но более всего предпочитал смотреть за языками пламени. О, это зрелище его завораживало. Приятное тепло, неповторимый треск горящих дров, танец огня. И как только он раньше не обращал на все это внимания? И предпочитал, дабы все было естественным, сиречь без магического вмешательства. Смотря, он пытался научиться. Забавно, но такое обучение дало ему куда больше, нежели его былые наставники. Он всматривался в естество каждой из Стихий и пытался придать своей магии максимальное с ней сходство. Кроме того, он вывел для себя следующее правило: тело и дух должны быть подобны горе, движения уподобиться воде, приобрести всевидение ветра и в бою быть подобно пламени, которое всегда могло разгореться и стать куда опасней, нежели изначально.