Боннэр с 8 по 12 апреля находилась в Москве, а 12 апреля в 20.10 возвратилась в Горький…».
Ее вина бесспорна для КГБ, хоть ее не было в эти дни в Горьком.
Американские издатели, к сожалению, не обращают внимания, а Елена Георгиевна, вероятно, понимала, но по обыкновению не комментировала любопытные особенности этих трех записок в ЦК КПСС восемьдесят первого, восемьдесят второго и восемьдесят четвертого года. Во всех случаях, как бы они не назывались, это не информационные сообщения. Комитет вел наблюдение за Сахаровыми ежедневно, ежечасно и, конечно, составителям этих записок было известно, что Елена Георгиевна в первом случае уезжала из Горького на два дня, а не на три недели, а во втором никакого звонка в Италию в мае быть не могло уже потому, что до 5-го Боннэр была в Горьком, а 5-го ее оттуда не выпустили.
Все эти записки – не информация, а предлагаемые ЦК КПСС причины смерти Сахарова. Некоторые явные несовпадения с конкретными деталями всегда можно было скрыть лжесвидетельствами. О таких пустяках в КГБ вообще мало заботились.
Но есть между этими записками и характерное отличие: в первой сюжет только намечен, во второй подробно изложены детали, причины, перечислены свидетели смерти Сахарова. Сама Елена Георгиевна мне рассказывала (этого нет в книге, и Таня Янкелевич об этом не помнит), что соседи все же сделали попытку вызвать «скорую помощь», когда в этом не было никакой нужды, и Елена Георгиевна врачей не впустила. Но в конце второй записки встречаем характерную оговорку: врач Рунов (тот же, что был свидетелем и на моем суде по делу «Бюллетеня В») считает, что прием именно «Торекана» Сахарову не противопоказан. То есть все на усмотрение Политбюро: может умереть от этого лекарства, а может и жить. КГБ убийство предлагает, но еще на нем не настаивает.
В записке Чебрикова все уже решено. Причина смерти есть, есть даже госпитализация с нужными заключениями врачей…
Вряд ли Крючков относился к Сахарову лучше, чем Андропов и Чебриков, к тому же с его приходом к руководству КГБ осенью восемьдесят восьмого года в Советском Союзе резко изменилось политическая обстановка. Если раньше с большими или меньшими оговорками, можно было говорить о противостоянии растущего демократического движения коммунистическому режиму, использующему в качестве боевого террористического отряда КГБ, то с приходом Крючкова Комитет государственной безопасности СССР стал вполне самостоятельным игроком на политической сцене и цели его (независимо от риторики) были не только враждебны демократии, но и совершенно не совпадали с целями партийно-государственного руководства СССР.
Александр Николаевич Яковлев рассказывал, что Чебриков, когда уже был решен вопрос о его отставке, попросил его о встрече на одной из конспиративных квартир (второй человек в руководстве страны – с председателем КГБ!) и сказал, что с радостью уходит, но предупредил, что Горбачев плохо понимает Крючкова и что того ждет немало сюрпризов. Кстати, прибавил А. Н., у КГБ немало своих людей и среди демократов и среди диссидентов, назвал мне несколько фамилий, что, впрочем, могло быть обычной для КГБ дезинформацией.
Крючков, будучи ближайшим сподвижником Андропова, ненавидевшего и презиравшего партийную номенклатуру и планировавшего в час «Х» (европейской войны) расставить на все ключевые посты в стране офицеров КГБ, тоже решил, что поддерживать КПСС больше не стоит.
Может быть, с убийством Сахарова и не стали бы торопиться, хотя в отличие от Ельцина и Гайдара Андрей Дмитриевич с его всемирным авторитетом, подлинным государственным мышлением и неколебимыми нравственными качествами в качестве лидера будущей России для КГБ был абсолютно неприемлем, но была никем не упоминаемая практическая необходимость (интересно, что при этом понимал и принимал ли какое-то участие Горбачев?) поторопиться. В узком кругу в это время активно обсуждался вопрос о создании в СССР поста президента и избрании на него Горбачева. Об этом будет объявлено через месяц после гибели Сахарова, но вполне очевидно, что обсуждение и подготовка шли не один день. Сахаров становился неудобен и опасен. Теперь уже для всех – и в Кремле и на Лубянке.
Конечно, было понятно, что «агрессивно-послушное» большинство в Верховном Совете не изберет его президентом СССР. Но избежать его выдвижения на этот пост будет невозможно, его популярность в стране бесконечно выше, чем популярность Горбачева. По опросам «Аргументов и фактов» тот не входил даже в первую десятку наиболее популярных политиков, а рейтинг Сахарова, несмотря на категорический запрет на упоминания его в печати в последние полтора года15, оставался необычайно высоким. К тому же теперь вокруг Сахарова – кандидата на пост президента СССР – уже не только морального, но и очень влиятельного политического лидера смогут объединяться, почувствуют в нем реальную мощную опору те многочисленные представители интеллигенции, которые до этого с неудовлетворением опирались на советские структуры, поскольку только с ними они могли надеяться на свою профессиональную реализацию. Теперь они увидели политическую силу, которая не вынуждает к унизительным компромиссам с совестью, которая реально может открыть совсем новый путь и для страны и для каждого человека в отдельности.
15
См.: