Мне нравилось мое детство, и, оглядываясь назад, я бы ничего в нем не изменил. Но в первую очередь мне вспоминается насилие. Отец избивал нас, а мы — друг друга. Помимо того, что после долгого рабочего дня Эзра шел в зал и занимался там борьбой, он еще и регулярно пропадал на несколько дней. Когда же он возвращался, то превращался в зверя. Он был невероятно строг и драл нас за любую мелочь как сидоровых коз. Если что-нибудь ломалось или пропадало, отец не спрашивал, кто виноват, он бил всех подряд. Эзра собирал нас в комнате и запирал дверь. Потом снимал ремень, брал обе твои руки в одну свою и врезал по полной программе. Он был таким сильным, что мы даже не сопротивлялись. Дональду доставалось первому, как старшему. Брат начинал орать благим матом, а мы с Крисом визжали от ужаса, еще не будучи битыми.
Иногда Эзра заставлял меня становиться на одну ногу в углу комнаты с руками, скрещенными над головой. По воскресеньям мы должны были убирать каждую комнату в доме, а отец тщательно все проверял. И если ему что-то не нравилось, то в ход опять шел ремень. Он лупил настолько нещадно, что у нас надолго оставались кровоподтеки на руках и ногах. Мы его так боялись, что когда он входил в гостиную, то сразу же выбегали. Просто не хотели попадаться ему на глаза: «Отец! Валим!»
Когда мне было около пятнадцати, я выгреб примерно шесть медяков из его вазочки с мелочью. Незадолго до этого Эзра попал в автомобильную аварию и потому ходил с палкой. Он учинил допрос, и Дональд указал на меня. Я думал, что отец ничего не сможет сделать из-за травмы, но он припер меня к стене одной рукой и так отдубасил палкой, что я не мог двигаться целых два дня.
Однажды Дональд спросил его: «Почему ты не можешь относиться ко мне как к мужчине?» Отец ответил: «Хорошо. Буду». И тут же въехал Дональду в челюсть, да так, что братец вырубился.
Мать держалась от всего этого в стороне. Она все равно ничего не могла поделать. Однажды ночью он попер и на нее. Мы втроем поднялись наверх, вооружились кочергой и пригрозили расправиться с ним. Впервые это сработало.
Я до сих пор люблю своего отца, и сейчас он — один из моих лучших друзей, но я не стал бы воспитывать своих детей подобным образом. Будучи взрослым, я верю в принцип «зуб за зуб, кровь за кровь», но то, что он проделывал с нами, было чересчур. Я думаю, что его самого учили в юные годы подобным образом. Может быть, поэтому и я, и мои братья стали такими жестокими. В нашем детстве, если мы делали что-то не так, нас обязательно били. Поэтому, если кто-то меня выводит, то моя первая реакция — пустить в ход кулаки.
К счастью, чаще всего рядом с нами отца не было. И мы могли безобразничать по полной программе, устраивая самые невообразимые потасовки. Эзра хотел, чтобы мы были способны постоять за себя, и постоянно показывал нам разные приемы в борьбе и удары в боксе. Вот мы и бились за свои территории. Крис и я спали в одной кровати, а у Дональда была своя комната. Дональд — один из самых крутых парней, которых я когда-либо знал, и нельзя было перешагнуть порог его комнаты, не получив за это по башке.
В отношении насилия все мы стоили друг друга. Во время частенько случавшихся в середине 1970-х отключений электричества мы собирались около камина и поджаривали на вилках кусочки хлеба, а затем спорили по поводу этих поджаренных кусочков всю ночь. Однажды Дональд и Крис начали драться. Крис схватил руку Дональда и шарахнул по ней стеклянной дверью, которая разделяла две комнаты на первом этаже. Удар был такой силы, что Дональду отрезало кончик пальца. Крис же наступил на него голой пяткой, а потом поднял и швырнул в огонь.
В другой раз Крис задумал принять ванну. Я вошел туда как раз в тот момент, когда он наклонился, чтобы выключить воду. Такой шанс нельзя было упустить. Я схватил с полки зубную щетку и вставил ему прямо в жопу. Он чуть с ума не сошел. Позже вечером он нанес мне ответный удар: я уже крепко спал, когда он пробрался в комнату и обоссал меня всего.
Конечно, сейчас для большинства людей такое кажется ненормальным, но в нашем доме это происходило постоянно. Мама была маленькой и беззащитной женщиной. Наши драки страшно пугали ее, и она делала все возможное, чтобы остановить своих детей. Иногда она брала в руки тапок и колотила нас им, но только больно никому никогда не было. Мы притворялись, что плачем, бежали наверх и долго там смеялись. Расплата наступала, когда с работы приходил отец. Он поднимался наверх и просто прибивал нас.
Несмотря на эти избиения, мне моя жизнь нравилась. Она была настоящим приключением. Мы жили в районе сплошной перестройки. Целые кварталы трущоб сносились, повсюду можно было видеть пустые дома, бульдозеры и горы кирпичей, чтобы их бросать, и масса окон, чтобы их разбивать. Ну чего больше может желать мальчишка? Мы могли бить и ломать, сколько захотим, все равно все шло на слом. Особенно интересно было по праздникам: мы устраивали огромные фейерверки из целых домов. Это была огромная детская площадка с приключениями, а в нашем районе проживала огромная масса мальчишек. Я вырос вместе с большими ирландскими семьями Райан и Келли. Многие из них до сих пор живут там. Все, что происходило плохого, случалось по вине либо братьев Фрэнсис, либо братьев Райан. У них была хорошая семья: Томми, Джед, Теренс и другие. Кроме них были еще Вернон, Тони и Тревор Дор, Хьюиты, все славные ребята. Мы дома не сидели. Проснешься утром — и бегом на улицу: залезешь на какую-нибудь стену и сидишь. Потом спрыгиваешь с нее, несешься домой, позавтракаешь, и опять гулять. Пообедаешь — и назад, наверстывать упущенное.