Каждый был готов помочь другому.
Нас развели по камерам. Крис попал в другое крыло, и я оказался предоставленным самому себе. Пропуская меня внутрь, охранник сказал вдогонку: «Добро пожаловать в твой новый дом!» И запер дверь.
В камере ничего не было, кроме убогой двухярусной кровати. Вот тебе на! Ну и дыра. Мне сразу же захотелось навести здесь порядок. Но тут выяснилось, что я не один.
Сначала послышались шаги, а затем позади меня раздалось: «Ну вот и дождался, теперь у тебя в камере гребаный ниггер». Причем сказано это было скаузером.
Я повернулся и увидел, что на меня уставился некий длинноволосый чел. Подумалось: хрен какой-то. Но он оказался нормальным парнем. Мы с ним поладили.
На следующий день заголовки в газетах сообщали читателям:
«„ГЛАВАРИ“ ОСУЖДЕНЫ НА 75 ЛЕТ» («Дейли миррор»)
«ОСУЖДЕННЫЕ ГРОМИЛЫ ОТЛУЧЕНЫ ОТ ФУТБОЛА НА 10 ЛЕТ» («Сан»)
«С „ГЛАВАРЯМИ“ ПОКОНЧИЛИ ПОСЛЕ ВНЕДРЕНИЯ ПОЛИЦИИ В ФУТБОЛЬНУЮ БАНДУ» («Дейли телеграф»)
«БОСС „ГЛАВАРЕЙ“ ОТПРАВЛЕН В ТЮРЬМУ» («Манчестер ивнинг ньюс»)
Там были и кадры, где я выглядел настоящим бандитом. Чуть позже Пэт Берри получил еще год и три месяца вдобавок к своему году и девяти месяцам. Их он уже отбывал за то, что «возглавил группу из тридцати хулиганов, которая рыскала в центре города, охотясь за фанатами „Астон Виллы“ после матча на „Мэйн-роуд“». Дэйв Гудолл отделался условным осуждением и штрафом в 1000 фунтов. Чепмэну (двадцать семь лет) хватило и 500 фунтов. Остальным впаяли общественные работы, но так или иначе все мы были отлучены от футбола на разные сроки. Все эти парни проживали на территории Большого Манчестера, что лишний раз показывает, как крепко сплочена была наша «фирма». Никаких посторонних.
Многим назначили общественные работы исключительно благодаря судье, заявившему, что хулиганство — это угроза обществу, которому следует вернуть долг. В общей сложности нам присудили около двадцати лет на двадцать человек. Я знаю одного парня, фаната «Манчестер Юнайтед», присутствовавшего на пароме, когда началась драка с «Вест Хэмом». Он получил семь лет за кражу драгоценностей на корабле, потому что даже такая ситуация, оказывается, связана с футбольным хулиганством. А ведь он не был хулиганом, просто решил украсть что-нибудь. Я тоже пострадал из-за прессы, когда «Манчестер ивнинг ньюс» написала, что я подрабатывал стриптизом на женских вечеринках под псевдонимом Микки Хот Рокс. Надо мной потом долго подшучивали.
Выяснилось, что в Уолтоне много манков, и некоторых из них я знал. Например, Стива Брайана, с которым потом имел общий бизнес. В тюрьме у меня никаких проблем не возникло. Отчасти потому, что мы являлись сплоченной группой, да и сам я был достаточно крут и вел себя соответственно. Если ты слаб или выглядишь таковым, можно и с жизнью расстаться. В нашей тюрьме, правда, было не так уж и много беспредельщиков, которые создают угнетающую атмосферу, постоянно издеваясь над людьми. Хорошей новостью стал выход Сити в Первый дивизион после того, как мы завершили сезон на втором месте. Это произошло буквально через неделю после суда. Таким образом, я пропустил еще один большой день.
Тюрьма — не такое уж страшное место, если ты способен достать то, что нужно. Для этого требуются сильный характер, а также умение правильно себя поставить. Тогда у тебя действительно появится многое. Например, молоко, настоящее мясо, все свежее. Нет нужды питаться падалью. Можно даже получить приличную работу. Гораздо тяжелее приходится семье и друзьям. Они думают, что в тюрьме ты страдаешь, хотя на самом деле ты много спишь, два раза в день посещаешь спортзал, читаешь и просто отдыхаешь. Что еще нужно? Если ты любишь хорошо пожрать и заниматься спортом, то тюрьма — лучшее место, где можно набрать и вес, и нужную форму. Я вышел на свободу накачанным, как бешеный бык.
Самый большой минус в том, что ты не видишь семью.
Я провел в «Уолтоне» около трех месяцев, а затем меня перевели в «Уаймот», тюрьму с более свободным режимом. Она находилась в Лейлэнде, графство Ланкашир. Там я поначалу оказался в одной камере с Крисом, пока нам не предоставили отдельные «номера» по соседству друг с другом. Прямо как в детстве. Наш блок представлял собой букву «Т» и делился на корпуса «А», «В» и «С». Я жил в «В», состоявшем из четырнадцати камер. Каждому заключенному позволялось иметь свой ключ, стереоаппаратуру и телевизор, который можно было смотреть до 20 часов.