***
За два часа до вахты, в момент выхода из прыжка, меня разбудили красные лампы аварийного освещения и колокола боевой тревоги. Вскочив и кое-как натянув ретривер, я заспанно моргал у себя за столом, и гадал, что же такого произошло, когда по внутреннему оповещению грянул голос старпома:
– Всему экипажу, гравитационная тревога, три минуты. Повторяю…
Дослушивать я не стал, а сразу метнулся в свой закуток и дернул из стены рядом с кроватью педаль. Нажав её, перевернул матрас обратной стороной, и бухнулся в противоперегрузочный гель.
В пространстве всего один фактор, несущий стопроцентную смерть всему экипажу – отказ гравикомпенсаторов. Мы справились с вакуумом, общей деградацией организма, вредным излучением. Единственное что мы не смогли побороть, это инерцию. На тех скоростях, с которыми проходили разгон и торможение, малейшее нарушение системы искусственного притяжения было смертельно. Даже койка, способная погасить часть высвободившейся энергии не всегда спасала. Как пошутил наш инструктор в учебке, койки нужны, что бы следующий экипаж не тратился на уборку.
Пощекотав себе нервы подобным образом, я перешел к действительно серьезной проблеме. Что с Шалтаем? Запаниковавшее животное может навредить себе, даже при незначительном изменении силы тяжести. Оставалось уповать, что компенсаторы смогут выдержать маневр.
И что вообще, происходит вокруг, если старпом загнал нас в гель. В этот момент я почувствовал, что тело тяжелеет, а гель твердеет. Нервы плеснуло паникой, но буквально через десять секунд все вернулось обратно.
Как только свет сменился на нормальный, я вынырнул из геля, и, не переворачивая койку, кинулся на рабочее место. Запустив телеметрию экипажа, пробежался по данным. Мертвых нет, у десяти постперегрузочные симптомы, и вот оно! У матроса на технической палубе повышен уровень пролактина, адреналина и норадреналина. На лицо явные признаки тяжелого стресса. Маячок двигался к медотсеку. Я вскочил, готовый кинуться к аптечке первой помощи, когда дверь открылась, и моему взору предстала Изи. Она сжимала мокрого от геля Шалтая, будто утопающий соломинку, а тот пытался вырваться и во весь голос скрипел и крякал. Видимо, если бы он мог, то орал.
– Изи? – только и успел сказать я. И тут прорвалось. Сквозь плач, перемежаемый нервными смешками, Бет выдала такой фонтан непристойностей, что даже Шалтай у нее на руках притих. Пока я пытался оторвать его от груди Изи, она продолжала свой монолог, из которого следовало, что услышав звуки тревоги, она кинулась спасать панду. Шалтай спал, и спасаться не хотел, пустив в ход свои когти, но Бетти все равно ухватила его и завалилась в гель. Влага раззадорила зверька еще больше, и борьба продолжилась уже в партере. Не смотря на размер, панда оказалась довольно сильной, и под конец тревоги гель был взбит как яичный омлет. Изабелла была избита до синяков, на её руке красовался свежий покус. Остервенев, она решила отнести зверька мне, но тут он начал скрипеть, чем вывел Изабеллу окончательно.
Представив себе, что происходило, я едва сдерживал смех, готовя шприц с успокоительным, и пену для раны. Шалтай, видимо осознав, что ему больше не угрожает страшный противоперегрузочный гель, отправился изучать медчасть в поисках яблок, а Бетти неожиданно обняла меня и разрыдалась. В ответ, я приобнял её и застыл, ощущая себя дураком. Так мы и стояли посреди кабинета, обнявшись. Проплакавшись, девушка отстранилась, и покраснела. От неловкой ситуации нас обоих спас вызов по внутренней связи. Я активировал браслет, и по приватному каналу раздался голос капитана: "Док, срочно в кают-кампанию". Залив пластырем укус, и сделав укол, я опрометью бросился из медотсека.
Мы с Оззи буквально столкнулись в лифте, ведущем на жилую палубу. На мой немой вопрос, он так же молча пожал плечами. Хмыкнув, я зашагал быстрее, чтобы первым оказаться у дверей, Озз тоже ускорился, и так, в молчании мы быстрым шагом пересекли жилую, и если б не ширина дверного проема, то обязательно застряли бы на входе.