Транспортные челноки, имевшиеся на станции, не были приспособлены для сложных маневров. Пологий взлет и пологая посадка, вот предел их возможностей. Фрегат, на котором находились нормальные маневренные катера, ушел с орбиты три дня назад, и на возвращение ему понадобится примерно столько же времени. Единственная надежда была на челноки хранившиеся на Башмачке. Прямо сейчас инженеры под командованием нашего боцмана снимали с них все лишнее, чтобы обеспечить им максимальную грузоподъемность. Не став отвлекать Оззи, мы покинули рубку.
Вернувшись обратно, в коридор с ранеными , я увидел, что рядом со входом на пост уже стоит несколько коробок, а незнакомая женщина ползает по потолку коридора, растягивая гирлянду ламп. Не спускаясь, она показала на коробки и сказала, что мне принесли все медицинские припасы, что нашли. Я поблагодарил ее, и мы с Бетти снова начали одевать защитные комбезы. Пришло время осмотра раненых.
– Томми, а тебе не страшно? – спросила Изабелла, когда мы закончили обход, и снова повисли в невесомости.
– Наверное, страшно, – ответил я, – если я хорошо посплю, поем и посижу один с полчаса, то скорее всего сойду с ума.
– Спасаешься работой, – констатировала девушка, прижавшись ко мне, – мой отец был такой же. Когда умерла мать, он не вылезал с полей. Все пытался накопить нам с сестрой на университет.
– А что было потом? – спросил я, уже догадываясь, каким будет ответ.
– А потом он умер. Сестра продала ферму, оплатила мне обучение, и исчезла, – ровным голосом сказала Изи, и после паузы добавила, – и теперь я боюсь, что не смогу с ней встретиться.
Я обнял ее покрепче, и тихонько гладил по плечам и спине, пока она не прекратила всхлипывать.
***
Если бы не ситуация, в которой мы оказались, я бы, наверное, рассмеялся. Буквально за полтора дня мы потеряли человеческий облик. От нас воняло. В крови, в машинном масле, в грязи. Триста человек, триста потерянных душ внутри куска железа. Мы стояли перед шлюзом и слушали Освальда. Он, такой же неопрятный, с распухшим от прилива жидкости лицом проводил последний инструктаж:
– Трое справа, трое слева. Остальные ждут. Набежали, залили пеной, отбежали, ждем двенадцать секунд, строимся в цепочку, хватаем раненых. То же самое на другом конце Трубы. Там первый рейс для женщин и детей.
В голосе Оззи проскакивали офицерские нотки, объяснял он просто, грубо доходчиво. Но и перед ним стояли не перепуганные гражданские, с которыми мы встретились на пороге медпоста, а люди уже много лет живущие там, где от смерти их отделяет двадцать футов переборки. Променявшие чистое небо и ветер, на узкие коридоры станции и сбросы теплого воздуха с фабричных охладителей.
– Если у кого-то возникнет мысль, что дети, раненые и экипаж грузовика могут улететь и вторым рейсом, лучше забудьте, – продолжал тем временем компаньон, – вам известна репутация пиди, и что у них небольшие проблемы с чувством юмора и вежливостью. Они согласились мне помочь, поработать в незнакомой им роли кондукторов, но всем знакомыми методами. Времени всех вывезти у нас с избытком, а что бы не говорили, что вас оставили на произвол судьбы, я остаюсь с вами.
По толпе пробежал шепоток, и питдайверы, стоящие немного в стороне напряглись, но открыто выступить против Озза никто не захотел. Да и думаю, не было тех, кто попытался бы нарушить священный обычай, заложенный еще на Колыбели.
– Если всем все понятно, разойтись, – скомандовал Озз, – сбор тут, через полчаса с ранеными, отставших ждать не будем. С собой брать минимальный вес и домашних животных.
Я подошел к Оззу и вскинул руку в армейском салюте:
– Господин отставной барабанщик, расскажите план, готов к всяческому содействию исключая полное бездействие!
– Отлично, господин старший коновал, проверьте состояние подопечных, и не попадайтесь под руку. Ваши билеты на первый рейс.
– А вот тут ты ошибаешься, я полечу вместе с тобой, последним.
Освальд перестал улыбаться, и посмотрел на меня, будто впервые увидел.
– Не понял, разве раненые – не твоя забота?
– Моя, но моя забота еще и живые, – я развел руками, – сейчас начнется самая опасная фаза. Люди увидят, что спасение близко, но его ждать еще несколько часов. Представь, что творится в их котелках. Если через полчаса после того как увезут женщин у кого-нибудь не слетит крышка, я отправлюсь вторым рейсом.
– Это я понимаю, но ты тут причем? У меня есть кому подержать, пока вкалывают успокоительное, – Освальд скорчил недовольную гримасу, – твое дело в первую очередь поставить на ноги команду, когда они окажутся в нормальном притяжении, а не бегать с иголками и пилюльками пытаясь успокоить разбушевавшегося рабочего.