– Вы так говорите, будто вам совсем не нужны деньги, – вещал на канале Илья.
– Вы правы, не нужны. В гробу деньги не нужны никому, – парировал Брукс.
– Кэп, я запрещаю все переговоры по спасению станции, и как владелец судна инициирую разрыв достигнутых договоренностей, – от волнения, я перешел на канцелярские формулировки. В канале наступила тишина.
– Мистер Торндайк, что вы творите, – прохрипел Илья, – мы только только наладили вполне продуктивное общение, и тут вы делаете такое.
– Все просто, Илья, – я осклабился, и нарочито медленно произнес, – либо я получаю от ваших ветеринаров бумагу, что доврачебная помощь оказана правильно и своевременно, либо вы тащите Трубу с орбиты сами. У вас времени до прибытия второй группы спасенных.
– Простите, мистер Таненбаум, тут я бессилен. Подготовьте контейнер к отправке, как и договаривались, и мы полетим дальше. Сами понимаете, приказ владельца судна.
Голос Кэпа источал столько сахара, что я испытал приступ гиперглекимии. Илья что-то забормотал, и извинившись отключился.
Через десять минут в приемном наступил Вавилон. Влетевшие в отсек мистер Соренсен и мисс Агата, нависая над моими оппонентами, сообщили, что либо доктора рожают необходимую мне бумагу, либо готовятся к служебному расследованию, почему во время аварии ни одного врача не оказалось на медпостах. Лекарства уже перестали действовать, и поудобней устроившись в кресле-каталке я наблюдал за сражением.
Когда главврач заявил, что выдача таких документов, это спекуляция на здоровье его подопечных, и он никогда на такое не пойдет, в приемный доставили вторую партию спасенных. Узнав, в чем дело, и не вникая в хитросплетения бюрократии, ребята банально пообещали выкинуть докторов в ближайший шлюз. Не знаю почему, но мельтешивших на грани видимости охранников в этот раз местах не оказалось. Вяло потрепыхавшись, главврач пригласил меня в кабинет, где с постным лицом передал мне заверенную подписями бумагу. Не дожидаясь третью, последнюю группу спасенных, я попросил отвезти меня на корабль.
***
Спасибо, что дочитали до этого места. С пятого ноября выпуски будут выходить один раз в три недели по независящим от меня обстоятельствам. На работе все горит и полыхает, и где-то до февраля следующего года мне придется заполнять журналы по учету учетных журналов, а не рассказывать Вам, дорогие читатели, о приключениях Томаса Торндайка. Спасибо за понимание.
Переменная звезда II
***
Пока я крутился, ставя на ноги пострадавших членов экипажа, мы снова спустились к Трубе. Наши челноки высадили рабочих, а те, в свою очередь закрепили на обшивке два реактивных двигателя. Они должны были замедлить вращение станции. После этого, наши навигаторы, попеременно включая и выключая тягу, уменьшили количество оборотов, и челноки высадили швартовщиков.
До удара об атмосферу Ракушки оставалось около стандарт суток, и наши техники показали себя. Всего за десять часов они закрепили на обшивке элементы седла, спешно срезанные с ненужного грузового контейнера. Оставшиеся на Башмачке, на мой взгляд, выпили месячную норму кофе, и израсходовали годовой запас молитв, находясь в тревожном ожидании. Когда с седлом было покончено, в дело вступили швартовщики. За три часа благодаря им, Башмачок, оправдывая свой класс, "уселся" на Трубу, и аккуратно, на маневровых двигателях, потащил отсек по орбите и буквально по долям градуса забирая прочь от планеты. Когда, через десять часов капитан включил разгонные двигатели, по кораблю прокатилась волна облегчения, такая же ощутимая, как сброс воздуха с охладителей на станции. Стабилизация орбиты и отшвартовка заняли еще трое суток.
***
Когда мы наконец привалились к мачте, в шлюзе уже дожидалась делегация. Илья Таненбаум, его помощники и два офицера с фрегата. У всех, кроме Ильи на лицах была написана скорбная торжественность. Наверное именно так встречают героев в книжках. Лицо же Ильи было настолько унылым, что вокруг окислялась проводка. Проводив гостей в кают-кампанию, капитан распорядился принести сигары и виски. Еще не успел последний стакан коснуться столешницы, а офицеры раскурить сигары, как Илья заголосил:
– Мистер Брукс, мы попали в неприятнейшую ситуацию. Узнав о происшествии на станции, профсоюз перевозчиков запретил своим кораблям работать с нами, пока мы не предоставим официальное заключение.
– Не вижу, в чем затруднение, – Брукс был благостен и вальяжен, – делаете заключение, и все снова в порядке.
– Мы не можем. Это дело выходит за рамки наших полномочий, – печально вздохнул Таненбаум, – последствия взрыва вышли на федеральный уровень.