— Ваша речь в Аграрном обществе произвела на нас огромное впечатление, Ваше Высочество, — проворковала она («Императорское» я разрешил ей потерять еще на первом нашем совместном балу). — Вы совершенно правы — крестьянин-арендатор не заинтересован в улучшении земли и применении новых методов хозяйствования. Я уже отдала необходимые распоряжения — у меня есть замечательный участок земли неподалеку от Енисейской губернии. Я выращиваю там картофель и свёклу — эти культуры не капризны, а посему подходят для самых суровых мест, — продемонстрировала аграрные знания. — Арендаторами выступают выходцы из Центральных губерний, эти несчастные в свое время переселились в Сибирь, но им не повезло. Я попробую перевести арендаторов в пайщики — мне крайне любопытно, как такая форма организации скажется на их усердии.
— Разумный управитель от негодного отличается в первую очередь вдумчивостью в принятии решений, — отвесил я ей комплимент. — Даже самое благое дело может выйти боком, если рубить, так сказать, с плеча. Мудрый управитель сначала проведет эксперимент на ограниченной территории, выявит недостатки, осмыслит полученную пользу и лишь затем применит новые методы во всю ширь.
Баронесса очень мило залилась краской — любой комплимент из уст цесаревича автоматически наносит девичьим сердцам критический удар. Работает ли на принцесс? Едва ли — тут тоже чувство ранга немалую роль играет.
Взвесив все «за» — примерно ноль граммов, «против» — парочка килограммов нашлась, я поделил это все на размышления о том, что свадьба моя еще ох как не скоро, а организм молодой и здоровый, и опустил лежащую на талии руку на пару миллиметров ниже «линии приличий».
Баронесса ответила блеснувшими глазами, сжала мою ладонь крепче:
— Вы так обворожительно молоды и таинственны, Ваше Высочество.
— Для вас, прекраснейшая Анастасия Филипповна, просто Георгий Александрович.
— Ах, Георгий Александрович! Как жаль, что вы влюблены в другую, а я — вдова… — сымитировала она приличествую случаю печаль.
Я призвал на помощь Сергея Александровича Есенина, выставив рамки «интрижки» его стихотворением «Какая ночь! Я не могу…». Смысл такой: если хочешь, приходи сегодня ночью без далеко идущих обязательств.
Духовно богатые, романтично настроенные люди меня осудят, но давайте не будем лицемерить — как много чисто физиологических процессов стыдливо маскируются этой вашей «любовью», и сколькие из них выражением «любви» на самом деле являются? То-то же!
Бал закончился, и под покровом окутавшей Владивосток ночи баронесса тайком прибыла в Губернаторский дом, чтобы покинуть его в ранних сумерках, оставив позади довольного интрижкой меня набираться сил перед очередным полным торжеств и бесплотных разговоров, днем. Само собой разумеется, что по утру, за завтраком и далее, ни сам генерал-губернатор, ни наши с ним приближенные старательно делали вид, что этой ночью совершенно ничего такого не произошло — все очень крепко спали, и ничего такого не видели и не слышали.
Полагаю, дела баронессы Шетневой теперь пойдут в гору еще сильнее, чем раньше, но сам я не стал оскорблять даму пошлыми предложениями «крышевания» и не менее пошлого «содействия» — всем и так все понятно. Полностью приемлемый и не оскорбляющий даму подарок в виде инкрустированного изумрудами ожерелья, впрочем, подарил — и не в качестве оплаты известных услуг, а от чистого сердца!
Глава 9
Прибывшая по утру почта расстроила и заставила призадуматься. Причиной расстройства стал совместный нагоняй, который мне устроили маменька и папенька из-за «поспешных, продиктованных горячностью юности, широко разошедшихся громких слов о любви». Не нравится Августейшей семье такая самодеятельность, но лучше пусть ругают за это, чем за прогрессорство — к нему у них вопросов нет, сын правильно все делает. «Пряником» в телеграмме для обиженного в лучших романтических чувствах (предположительно — мне на самом деле пофигу) юноши послужило одобрение карт-бланша на распоряжение контрибуцией — примерный план на нее я папеньке еще давно расписал. Она не в виде набитых золотом и серебром сундуков в наш Государственный Банк поступила, а вполне цивилизованным денежным переводом, без необходимости физически перемещать ценности. XX век вот-вот наступит, чай не средневековье! Банковское дело вообще развивается с опережением — в древние времена мир был гораздо менее безопасен, а потому купцам было очень важно возить с собой не сундук с монетами, а нормальные векселя или расписки. В создаваемый нами банк, который, даст Бог, откроется к началу зимы, хотя бы в виде конторы без отдельного здания, уйдет большая часть, сразу же сделав его самым богатым банком в этой части страны и одним из самых богатых в целом.
Еще часть — десять миллионов — я распорядился передать в местное отделение Крестьянского поземельного банка для выдачи льготных кредитов желающим обзавестись своей землей крестьянам и помощи будущим поселенцам. Дворянский банк перебьется — у дворянина возможностей прийти к успеху несоизмеримо больше, нежели у «черни», так что пусть кредитуются на привычных условиях.
Вообще было бы неплохо организовать Русско-Японский банк для облегчения взаимных инвестиций, но это пока неактуально: я вкладываться в развитие Японии своими деньгами не хочу — и так слишком жирных авансов островитянам надарил — а нищая в эти времена (просто как факт) Япония инвестировать в Россию физически не может. Нет, участие обозначат — это же моя инициатива, и у них тупо выбора нет, но им и так непросто, так что отложим на будущее.
Арисугава свой контингент домой не повез — выкупив у меня излишки припасов, некоторое количество лошадей и телег, японцы пешим ходом отправились заселять «княжество Рассветное». Сиречь — готовиться к военно-политическому давлению на Корею, совершенно правильно истолковав мои намеки. Посмотрим, во что это выльется — как минимум на неравный торговый договор (что уже очень круто) корейцев они прогнут. Ну и ответа папеньки с подтверждением титула Арисугаве пока нет — еще в пути. Интересно, что случится раньше — «прогибание» Кореи или Высочайшая подпись, подтверждающая границы Рассветного княжества?
Помимо Арисугавы, в телеграфированном мною ходатайстве содержались и другие требующие производства в дворяне товарищи — мои Кирил и Остап, некоторые хорошо себя показавшие во время учений унтер-офицеры и парочка старообрядцев из местных — чисто лояльности добавить.
На размышления меня натолкнула свежая пресса — кое-где раздел с биржевыми котировками уже есть, и, отыскав номера старые и сравнив показатели, я хищно пошевелил усами: после смерти Николая российские ценные бумаги немного сползли вниз, но после присоединения Манчжурии показали рост почти на треть! Вывод очень прост — политика государства прямо сказывается на стоимости его ценных бумаг. Это же какой простор для махинаций! Например, я могу распустить про Империю негативные слухи, которые приведут к падению стоимости, выкупить подешевевшие акции и облигации через подставных лиц, а потом раз — сделать что-то очень полезное для Империи, что выльется в биржевый рост. Обязательно подумаю над этим на досуге и попробую на практике при первом удобном случае. Ну а кое-что можно попробовать уже сейчас.
— Андреич, Кирила кликни, — попросил я и принялся отвечать на телеграммы Великих князей и Княжон лично — они, кажется, догадались, что я свалил эту ношу на Остапа, и в их посланиях начало расти недовольство.
Когда я закончил — специально старался сделать максимально похоже на предыдущие ответы — как раз прибыл молодой старообрядец. Он поклонился и уселся на указанный мной стул по ту сторону стола — генерал-губернатор отдал мне в пользование рабочий кабинет.
— Договор наш истекает, — начал я разговор.
Кирил отвел глаза:
— Продается товар, Георгий Александрович. На десять тысяч распродались, время нужно.
Тьфу ты, я уже и забыл, что он мне денег должен.
— Когда все продашь, тогда и рассчитаешься, — отмахнулся я. — Ты вот что — сходи до биржи, купи японских облигаций госзайма да акций каких — Мицубиси там, Мицуи, Сумитомо — словом, компаний покрупнее. Андреич, пусть бухгалтер тридцать тысяч выпишет.