Мой авторитет в глазах местных взлетел до небес — радовались даже те, кто от губернатора «не потерпел», ибо такого поворота никто не ждал. В глазах местных Теляковский — как обычно, и смешно, и грустно — умер не от вызванного нервным напряжением инфаркта, а натурально от мук совести — чего-то я такого ему сказал, что жить дальше Леонид Константинович не смог. Епископ Тихон во время отпевания губернатора ловко оседлал общественное мнение, объявив, что душа Теляковского конечно же попадет в Рай — он же покаялся, и страшному в гневе, но отходчивому русскому народу это понравилось — смерть же в немалой степени грехи обнуляет, и многие вполне чистосердечно плакали.
Я, в свою очередь, делал примерно то же самое — толкнул на похоронах губернатора короткую речь о том, как много покойный сделал для города. Сделал объективно немало, как бы искупая перегибы в «подарках», и к концу списка даже сильно пострадавшие от Леонида Константиновича люди стыдливо отводили глаза. Стыдиться нечего — смерти губернатору никто не желал, а смерть длины списка прегрешений не укорачивает, просто о покойных у нас принято говорить только хорошее.
Вдова Теляковская жить в Сибири далее не хочет — выполнив необходимый минимум траурных мероприятий, она убыла в Петербург: к детям, родственникам и друзьям. Меня очень неуместно и цинично душила жаба — очень хотелось ополовинить унаследованное ею добро во славу городской казны, но рука не поднялась. Может и зря — она же прекрасно знала, сколько несут ее мужу, и принимала это как должное, но Леонид Константинович, царствие ему небесное и прости-господи, умер очень вовремя: на государевой службе, при чине с наградами и всеобщем уважении. Пес с ними, с Теляковскими.
С полицмейстером зато полезную беседу провел — усовестился, аж пятнадцать тысяч в городскую казну внес и ушел на пенсию, собравшись на остатки состояния построить на озере Шира — это километрах в трехстах от Красноярска — пансионат курортного толка. Воды там соленые, для кожи очень полезные, так что я обеими руками «за», и даже порекомендовал уважаемым местным господам при случае обязательно курорт посетить, поддержать отечественный туризм так сказать.
«Мои» князья все время пребывания в Красноярске привычно где-то пропадали, нарисовавшись у парохода за полчаса до отбытия из Красноярска. Украшенные мешками, отекшие лица, полопавшиеся сосуды на лихорадочно блестящих, мутных глазах и стойкий спиртовый аромат красноречивее слов рассказали о том, что князьям в Красноярске было весело. Не став мучить бедолаг расспросами, я дал им возможность забраться в каюты отсыпаться, и, привычно махая рукой усыпавшим берег людям — и никаких продаж билетов! — отправился быть полезным дальше.
Нашлись в шеренгах провожающих и участники Крестного хода — догнали, но больше им такого счастья не светит: дальнейший маршрут долгого сидения «в гостях» не предполагает: Александр же просил поторопиться, и это вполне подходит под проверку — насколько я прислушиваюсь к нему, насколько я смогу сохранить эффективность, если меня подогнать и так далее. Придется ускориться, чтобы папа и дальше делился со мною толикой самодержавной власти.
Староверы наряжены в модный атрибут — маски, на которых не поленились вышить кресты, лики Святых и прочую религиозную атрибутику. Так-то польза сомнительная — инфлюэнца эти благодатные края обошла стороной, но это же не последняя эпидемия в истории человечества.
Так же до отплытия было получено письмо от Маргариты. В написании этого явно принял участие Вилли, потому что между привычных разговоров на тему «узнаем друг друга поближе» появлялись специфические, прощупывающие меня, строчки. Нет, «давай вместе вжарим по Лондону» там не нашлось — все намного аккуратнее. Например, Маргарита призналась к нелюбви к масонам, что на нее очень непохоже, и в предыдущих письмах масонов не упоминали ни я, ни она. Или — «японцы — варвары, не боитесь ли вы, что они ударят в спину?». Пошла дипломатическая подготовка к моему приезду в Германию, и кайзер пытается нащупать контуры будущих переговоров — он давно понял, что с Александром ему договориться будет сложно, и теперь проверяет меня — царь может сколько угодно бодриться, но слухи о том, как пагубно на него повлияло крушение поезда, по миру гуляют не первый год, а значит договариваться со мной можно попробовать уже сейчас.
Царь-батюшка, зараза такая, сильно мешает — на днях подписал с лягушатниками соглашение, сформировав тем самым союз. Илюха рассказывал, что к этому договору спустя год подписали секретное дополнение — о взаимной военной помощи в случае нападения. Вот этот «секрет» мне не нужен от слова «совсем»! Нет, пересмотреть я его в свое время смогу, но репутация от этого пострадает сильно — международные бумажки в эти времена стараются уважать, и даже главный выгодоприобретатель «пересмотра» — Вилли — начнет задумываться о степени моей надежности как союзника. Ладно, время есть, а значит убедить Александра обойтись без военного союза может получиться.
Франция, тем не менее, союзник вполне качественный: в эту войну они будут воевать добросовестно, годами удобряя собой жирный Верденский чернозем. У Франции хорошая экономика, добротный флот, у них есть колонии. Конфигурация, при которой Германии придется воевать на два фронта, выглядит заманчиво, а ее союзник — Австро-Венгрия — представляет собой стремительно деградирующее образование, которое уже сейчас называют «лоскутным одеялом Европы». Таковым оно и является — «двуединая монархия» держится только на репрессивном аппарате: слишком много народностей и исторически не переваривающих друг друга территорий собралось в одно государство. Пару-тройку лет они повоюют, но немножко подтолкнуть «изнутри», и «лоскутное одеяло» начнет расползаться с душераздирающим треском.
Еще один важный геополитический актор — Османская Империя, «больной человек Европы». Пик ее могущества давно позади, и только географическое положение, которое позволяет в известной степени балансировать между Великими державами, не дает По́рте загнуться окончательно. Англичане видят русские Босфор и Дарданеллы, а тем паче — Суэцкий канал (последний сейчас вообще под прямым английским контролем, потому что в 82 году они отжали у османов Египет), в кошмарных снах. Это — то, что они позволят мне взять только через полную военную победу. Это — то, на чем меня может «кинуть» Вилли, потому что ему моë крышевание трех четвертей морского траффика из колоний в Европу тоже не особо нужно. Придется готовиться тщательно, держа в уме сценарий Крымской войны — когда реально надо, Великие державы очень быстро договариваются.
Очень плохо Османская Империя себя чувствует — в ней живет много людей не больно-то сочетающихся национальностей, которых общая религия «спаивать» в единый субстрат уже неспособна: растет число радикально-оппозиционных, законных и не очень, партий. Регулярно случаются этнические погромы и бунты. Даже если Англия начнет — хотя она уже начала — «накачивать» турков, на внутреннее неспокойствие это повлияет мало, и большой войны Порта рискует не пережить физически. В Османскую империю во времена Крымской войны из нашей Империи сбежали десятки тысяч крымских татар и жителей Кавказа. Иронично — когда я приду освобождать Царьград, им придется бежать куда-то еще. От Империи не спрячешься, рано или поздно все равно догонит!
Англия, как ни странно, беспокоит меня меньше всего. У Британской Империи два стрежня. Первый — это глупость соседей по планете, которые раз за разом, с похвальной необучаемостью, работают английскими «торпедами». Второй — это Гранд Флит. Если с первым стержнем я особо ничего сделать не могу — но некоторые надежды на англофобию Вилли осторожно питаю — то со вторым разобраться при должной подготовке вполне способен.
Вздохнув, я убедился в том, что подданные на берегу кончились, и ушел к себе в каюту. Дав слугам снять с меня верхнюю одежду с сапогами, я прилег на кровать и грустно вздохнул. Голова от этой геополитики болит.