Забавно, но своего Двора я почти не знаю — работники Министерства это одно, но во Дворе имеется куча непонятных для меня «пассажиров» — часть была унаследована от Николая, часть кормилась с Георгия еще до отбытия в Путешествие. Со вторыми я заочно познакомился через характеристики Андреича и письма, и пришел к неутешительному выводу — собственный Двор мне придется обновить почти целиком, потому что за исключением кадровых служащих Министерства толку от него на данный момент нет. Кого-то может и оставлю, когда поближе познакомимся, не могут же вообще все быть бесполезными.
Здесь — не провинции, здесь — самый центр Империи, и направленные на меня взгляды были другими. Восторг и верноподданничество лишь изображались — меня словно поставили на весы, обвешали мерками, и теперь подсчитывают параметры. Понять можно — репутация и ореол таинственности далеки от привычных хроноаборигенам, и теперь придворные пытаются понять, на что им можно надеяться, чего — опасаться, а на что — не обращать внимания. Все находятся на низком старте — о болезни царя здесь известно всем, а значит самое время потихоньку погрузиться в интриги, попытавшись сохранить или обрести высокое положение после смены монарха.
Неуместно, но я завидую Мише и Ольге — они в силу возраста на такие мероприятия не допущены. Нет здесь и Ксюши — по плану она должна была «выйти в свет» в начале лета, но этот трогательный момент был отложен в связи с трауром по Николаю. Могла бы выйти в свет сегодня, что было бы очень уместно в свете моего триумфального — пусть под соответствующей аркою пройти не довелось — возвращения, но подкачал Александр — он должен был официально представить дочь, но, походу, эта честь теперь перейдет ко мне.
Здесь же нашелся Петр Андреевич Каханов — будущий Красноярский губернатор, которому пришлось сделать крюк до Гатчины специально чтобы встретиться со мной. Грядущие дни будут целиком отведены «врастанию» во Двор и встречам со всеми подряд, так что поговорить с молодым (относительно, так-то ему тридцать шесть лет) губернатором я еще успею.
Бездарно потраченные на светскую чепуху минуты складывались в десятки, десятки — в часы, и на третий из них я был уже готов плюнуть и просто уйти наверх, в Императорские апартаменты, и Дагмара это поняла — на правах первого лица поблагодарив собравшихся, она оставила их веселиться, и мы с Победоносцевым и Барятинским совершили променад по дворцовым коридорам, на контрасте с очень шумным залом для приемов казавшимися очень тихими и уютными. Во дворце жить можно, если очертить в нем жилую зону и не допускать туда кого попало — иначе о покое можно забыть.
Слуги с поклоном открыли перед нами двустворчатые двери, и в тусклом, вечернем свете из окон, по пушистым коврам, стараясь не крутить башкой на убранство — подразумевается, что я здесь не раз бывал, я прошел через вереницу комнат: гостиная, приемная, кабинет, бильярдная, курительная комната с камином, и остановился перед спальней, дав императорскому обер-камергеру представить нас Александру. В дальнейшем этого не потребуется — просто день необычный, меня же впервые представляют в качестве наследника.
В спальне было душно — любят хроноаборигены при любой болячке закрывать окна да топить изо всех сил. Стены слева и справа оснащены окнами, дальняя от входа стена — камином с висящими над ним охотничьими трофеями. Медведь, волк, лиса — охотиться знать очень любит, но, если в прошлые века это работало в качестве тренировки и для демонстрации личной удали, теперь практической пользы это вообще не несет — чистый досуг. Императорской охотой заведует отдел Министерства Двора — Егермейстерская контора. Охотничьи угодья в их распоряжении огромные, дичь с них, помимо работы «мишенями», поставляется к столу Императора и Великих князей. К услугам высокородного охотника соколы, собаки, куча заточенных под охоту «юнитов», и вся эта машина неплохо сосет деньги из казны. Содержание Двора целиком обходится государству примерно в десять миллионов рублей в год, и от этого у меня чешутся руки — здесь оптимизация и рационализация нужны в первую очередь!
Александр III Александрович, император Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и прочая и прочая, выглядел плохо: лежа на перинах под одеялом в кровати с балдахином, он тяжело дышал, потел лысиной и лицом и смотрел на нас мутными глазами, вымучив слабую, но очень душевную и любящую улыбку. Стоящий на прикроватном столике пузырек с надписью «Лауданум» объяснял мутность взгляда в полной мере, и я никоим образом не осуждаю Александра за «бесово зелье» — перелом шейки бедра очень болезненный, и остаток своих дней Императору придется учиться жить с болью. Что ж, если обрубить остатки человечности, такой расклад вполне приемлем и даже, прости-господи, полезен — от Александра мне нужны только подписи в подсунутых мною бумагах, и в опиумном дурмане «закорючку» он поставит еще охотнее — чисто на доверии, не желая вдаваться в нюансы. О двух концах палочка, и мне придется как следует поработать с имеющими доступ к «телу», чтобы императорская подпись не появилась там, где не надо.