— Для большой европейской войны, — ответил я полуправдой.
Потому что «для повышения качества жизни наших подданных» за нормальный ответ принято все равно не будет. Слуга открыл перед нами дверь, мы прошествовали в кабинет, и я жестом попросил оставить нас наедине. Сделаю вид, что не заметил брошенный Семеном на Императрицу взгляд и ее микроскопический кивок — «выполняй». Так себе дисциплина. Вернее, дисциплина-то хорошая, но почему на ее верхушке не я, а матушка? Разберемся.
Опустившись на диван, Ее Величество посмотрела на почти освобожденный от корреспонденции стол и заметила:
— Никто не хочет большой войны.
Усевшись в кресло по другую сторону столика, я улыбнулся:
— Три главных пункта. Первый — ты совершенно права в том, что большой войны никто не хочет. Но к ней ведь готовятся, а когда нежелание накладывается на подготовку, в результате получается чудовищная мясорубка. Второй — Европа уже давненько не воевала на родном театре в полную силу, а чем дольше в Европе держится мир, тем свирепее и больше следующая за ним война. Третий — самый главный: наш мир в целом поделен на сферы влияния, и такое положение дел нравится не всем. Противоречия между Великими державами копятся, и конца-края этому накоплению не видится. Сейчас, пока все перевооружаются, копят силы, налаживают экономику и развлекаются «гонкой вооружений» в виде флотов, противоречия получается разрешить дипломатическим путем, либо просто откладывать на будущее — война решит их все и сразу.
Вот что мне нравится в «современниках» — это навык слушать собеседника, не перебивая и не забегая вперед. Я стараюсь отвечать им тем же, и такие разговоры намного конструктивнее громких и хаотичных «срачей», ибо последние ни к чему, кроме траты нервов и воздуха, не приводят.
Обдумав мои слова, Мария Федоровна кивнула:
— Что ж, ты прав — мир никогда надолго не приходил в Европу. Однако, как только начнется большая война, все решится за несколько месяцев — никто не захочет воевать годами, как это было при Наполеоне. Долгие войны ведут к разрухе.
— Тысячи лет назад на месте Китая было пестрое лоскутное одеяло мелких государств. Они все время воевали между собой, и уже тогда всем было очевидно, что долгая война истощает казну, разлагает моральный дух войска, дает простор для деятельности внутренним врагам законной власти и способна сподвигнуть население на бунты. Да, мама, я вижу на вашем лице это дивное выражение, с которым представитель так называемой «белой расы» хочет попросить не сравнивать цивилизованную Европу с косоглазыми варварами, но я хочу тебя заверить: законы, которым подчиняются политико-исторические процессы, сформировались не вчера и не в Европе. Они столь же древни, как само человечество, и им совершенно неважно, в каком месте и времени идет война — они просто работают, вроде как гравитация, — для наглядности я смахнул со стола перо.
Проследив его падение взглядом, Мария Федоровна попыталась парировать:
— Сейчас есть пушки, винтовки и броненосцы.
— И есть железная дорога! — обрадовался я. — Есть большое население и есть, например, такие люди как господин Крупп — «пушечный король». Свои Круппы есть везде, и они очень довольны тем, как много денег в них бросают власти в надежде укрепить армию. Безусловно, в выкладках социалистов, которые обвиняют власти в обслуживании интересов крупных капиталистов, имеется критический изъян — любое крупное предприятие рано или поздно попадает в сферу государственного внимания, банально потому, что на нем трудятся сотни тысяч людей, которые в случае банкротства окажутся на улицах и закономерно превратятся в бунтовщиков, поэтому давать «затонуть» крупным предприятиям государству нельзя — приходится давать субсидии, выкупать долги и так далее. Но верно и обратное — например, в вашей любимой Франции лоббисты от военно-промышленного комплекса открыто выбивают себе преференции. Так же будет и в других заигравшихся в конституции и парламенты странах. Большая масса интересантов в большой войне неизбежно к этой самой войне приведет. Но они и сами не подозревают, насколько чудовищной будет эта война.
— А ты — подозреваешь? — с почти незаметной усмешкой спросила мама.
— А я — знаю, — не смутился я. — Вернемся к железным дорогам. О, это великая для любой страны вещь! Торговля двигала этот мир вперед еще тогда, когда в европейских лесах бегали обмазанные медвежьим дерьмом варвары…
— Георгий! — поморщилась Императрица.
— Так они же мазались, — развел я руками. — Объективный исторический факт — медвежьи отходы отпугивали хищников, некоторым образом согревали — это ж корка, ее холодный ветер не продувает — и внушали страх другим варварам: если воняет медведем, значит силен как медведь!