Глава 8
— «…с большим нетерпением буду ждать возможности посетить великолепный Берлин. С уважением и надеждою на скорую встречу, твой кузен Жоржи», — закончил я диктовать письмо кайзеру.
Утреннее серое питерское небо за окном на свершения не вдохновляло, но на него я повлиять не могу, а вот на дела — очень даже, поэтому суровый климат мне не помеха! Тон послания кайзера был добросовестно «отзеркален»: я рассказывал о погоде, о том, как скучал по семье и как рад вернуться домой, поделился уверенностью в выздоровлении Александра и не смог дать Вильгельму точной даты моей поездки в Германию, сославшись на накопившиеся в столице дела, коих и в самом деле великое множество.
Секретарь у меня новый, Остап еще в «отпуске», а этого тридцатидвухлетнего статского советника с юридическим образованием мне «сосватала» мама — не лично, он ждал меня в гостиной с сопроводительным письмом о том, какой Федор Афанасьевич — так его зовут — толковый. Что ж, я не против — мне с ним детей не крестить, а секретными делами в ближайшие дни, недели, а возможно и месяцы, я заниматься не планирую. Ладно, немножко планирую, но секретаря на переговоры тет-а-тет не пущу.
— Перепиши, да снеси список Ее Величеству, — велел я.
Пока секретарь снимал копию, я пробежал глазами распорядок дня, зафиксированный в специальном журнале. То, что надо — сразу после семейного завтрака у меня не останется ни одной свободной минуты, и так должно быть и далее — кто-то в Августейшей семье должен упорно и демонстративно пахать, чтобы толковые чиновники понимали, что они такие не одни и тянулись к трудолюбивому мне.
Секретарь унес список, а камердинер упаковал оригинал в конверт. Оставив оттиск печати на воске, я велел отправить письмо прямо сейчас. Не отправит — по глазенкам вижу, что будет ждать «одобрямс» от Дагмары. Не страшно — мне главное показать, что к матушке я прислушиваюсь и мнение ее ценю, но слушаться не собираюсь, и это, как ни странно, ради ее же блага: если Империя полыхнет, матушке придется сваливать к родственникам, которым она нафиг не нужна.
Далее у нас газеты — «опиумный бунт» практически сошел на нет: одна маленькая заметка об избитом сельском докторе из Тамбовской губернии. Кто-то из наркоманов додумался, что в сельских больницах имеются запасы медикаментов, в том числе — морфий, и собравшаяся банда из семи человек отправилась в «гастроль», жестоко ошибившись в первой же деревне. Крестьянин — человек простой, и прекрасно понимает, насколько важен врач. Он такой на полсотни верст окрест один, и его ОЧЕНЬ уважают. Новость о том, что лихие городские ворвались в дом доктора, в мгновение ока облетела окрестные селения, и изрядно отрихтованных молодчиков передали полиции всего через три часа после начала ограбления. Уважуха мужикам.
Другой привлекшей внимание новостью стала совсем уж крошечная заметка из издания «делового» характера: японская компания Мицуи арендовала на двадцать лет большой кусок Аляски. Мне-то понятно зачем, а как япошки объяснили вложения в заснеженные пустоши, в газете не рассказано. Пофигу, главное — эффект.
Новость третья, поданная большими статьями — Император тяжело болен, но уверенно идет к выздоровлению. Посмотрев на биржевые котировки, я пришел к известному, но все равно печальному факту — нифига народ придворным не верит, потому что падение российских ценных бумаг продолжается. Впрочем, вся эта гора газет была издана в один день, поэтому нужно ждать котировок завтрашних. Я в любом случае в шоколаде — закупился качественно, а потом не менее качественно продам.
Четвертая новость без преувеличения воодушевила — столпотворение на Урале сходит на «нет»: старые переселенцы в массе своей уже свалили, а приток новых уменьшается с каждым днем. Ждем князей с докладами про грядущий голод в Центральных губерниях, забиваем на продиктованное ленью желание положиться на уменьшившееся их население и засеянные да брошенные поля, и начинаем плотно пахать над недопущением массовой гибели подданных.
За семейным завтраком из рубленых рыбных котлет, ухи и пирогов с той же рыбою, мы с Ее Величеством притворялись, что никаких обид и недопониманий между нами нет. Точнее — она притворялась, потому что я вообще обижаться не особо умею, это же не конструктивно, и в любом конфликте с человеком, от которого никуда не деться, кто-то должен быть выше и мудрее. Кто-то назовет меня «терпилой», но терпила — это тот, кто терпит, а мне и терпеть-то не приходится, я просто знаю, что в конечном итоге победа останется за мной, а раз так — зачем переживать?