Кабинет у меня здоровенный. Перед окном с видом на внутренний двор стоит покрытый сукном, дубовый стол. Сидеть мне надлежит в мягком кожаном кресле с резными ножками. Стены кабинета обиты деревянными панелями, у правой имеется камин с комплектом кресел — для переговоров с уютом. У левой — диван с журнальным столиком. Остатки места заняты книжными полками, картинами и гобеленами. Освещение электрическое — люстра на потолке, четыре светильника на стенах и настоящая электрическая лампа с выключателем на моем столе. Настоящий хай-тек!
Мария Федоровна заняла диван, я опустился в кресло — удобное, нравится — и напомнил:
— Я обещал рабочим отменить заводские лавки и пересмотреть систему штрафов. Черновик приказа у меня есть, кому отдать на доработку?
— Федя — честный и исполнительный секретарь, — сослалась она на своего протеже. — Давно служит при Дворе, и ты можешь доверять ему так же, как и мне. Любые черновики надлежит передавать ему — он знает, что с ними делать.
Нести маменьке, ага.
— Слово Императора — закон, и я бы хотела, чтобы впредь ты давал меньше обещаний, — заявила она. — Тем более — нищим и необразованным бунтовщикам.
— Спасибо, мама, — не стал я вступать в спор.
Задрали своим «это быдло понимает только силу». Ничего, скоро академик Павлов всему миру расскажет, что важен не только кнут, но и пряник!
Дмитрий Иванович словно сошел ко мне с висевшего в школьном кабинете химии портрета. Седина соперничала с чернотою в длинных, до мочек ушей, волосах и густой бороде. Наибольшее сопротивление оказывали усы: их цвет почти не изменился от прожитых лет. Над этим великолепием утесом нависал окруженный морщинами нос с горбинкой. Драчлив великий русский ученый, вот и попортил ему профиль чей-то не испытывающий пиетета перед высокой наукой кулак. Горящие вопреки почтенному возрасту глаза сохранили остроту зрения, и теперь с добродушием и уважением — ну и что, что молод? Вон каких дел наворотил, это даже без учета чувства ранга уважения заслуживает — смотрели на меня из-под высокого, венчающегося парой залысин, лба. Мимические морщины говорили о непростом характере Дмитрия Ивановича — брови по привычке пытались на меня нахмуриться, а улыбнулся Менделеев пока всего один раз — во время «прикладывания» к ручке Императрицы.
Получив легкий — ему можно — поклон, я протянул руку, и она скрылась в огромной лапище Менделеева. Проговорив формальные фразы, пригласил его присесть и начал с комплимента его сыну — он уже вот-вот доберется до Петербурга поездом:
— Прежде всего хотел бы поблагодарить вас за то, что отпустили Владимира Дмитриевича в это Путешествие. Благодаря его талантам последние дни жизни Николая, царствие ему небесное, — перекрестились. — Были запечатлены на фотографиях, кои стали для меня большим утешением.
— Спасибо, Дмитрий Иванович, — добавила Мария Федоровна. — Наш Никки на фотографиях Владимира Дмитриевича совсем как живой.
— Примите мои искренние соболезнования, Ваше Величество, — поклонился Менделеев маме. — Ваше Высочество, — кивнул мне.
Дмитрий Иванович — давний знакомый Августейшей семьи, иначе его сын бы и не попал на «Память Азова», а потому «императорское» может себе позволить опускать.
— Спасибо, Дмитрий Иванович, — пропустив мамину благодарность вперед — она все-таки сына потеряла — поблагодарил я и перешел к делу. — Жизнь тем не менее не стоит на месте, а значит нужно думать о будущем. Признаюсь вам — я несколько оторвался от столичной жизни, и во многие ее сферы забираться будучи простым Великим князем не собирался. Теперь этими сферами пренебрегать нельзя.
— В меру сил могу поспособствовать расширению ваших знаний, Ваше Высочество, — благожелательно кивнул Менделеев.
Целый Менделеев в учителях! Не достойна моя специфическая голова такой чести — я в другом хорош, а откуда и при какой температуре какие газы испаряются мне по сути знать и не надо — лишь бы от этого страна крепла.
— Я очень ценю вашу готовность пожертвовать своими экспериментами ради моего обучения, но, как будущий Император, я не могу себе позволить тратить время такого замечательного ученого-фундаменталиста как вы на какие-то уроки, — улыбнулся я.
Дмитрий Иванович улыбнулся в ответ — все же продукт своего времени, и комплимент из Высочайших уст ему приятен.
— Комплекс проблем, в которые упирается отечественная наука, мне в целом известен, — продолжил я. — Позволю себе их обрисовать, а вас, Дмитрий Иванович, прошу поправить, если я неверно истолковал донесения.