За Елизаветой Николаевной последовала встреча с Огнеславом Степановичем Костовичем — изобретатель и конструктор был одет в парадный капитанский мундир образца русско-турецкой войны 77–78 годов и тоже любил бороду «клинышками». После стандартного обмена любезностями и принесения мне соболезнований, я усадил ценнейшего гостя и начал разговор с вручения взятого с полки левого шкафа подарка в виде конечно же папки:
— Департамент торговли и мануфактур порой совершает прискорбные ошибки. Привилегию на ваш «усовершенствованный двигатель, действующий бензином, керосином, нефтяным, светильным и другими газами и взрывчатыми веществами» следовало выдать в кратчайшие сроки, а не через два года.
О Костовиче я узнал из рассказов авиатора Кованько еще в Манчжурии и успел телеграммой подтолкнуть получение привилегии. Другой проект Огнеслава Степановича — дирижабль «Россия» — загибался без финансирования, но после успешного применения «пепелацев» Александр и без меня осознал значимость, и на продолжение работ денег дал.
— Благодарю, Ваше Императорское Высочество, — спокойно кивнул изобретатель.
Особого энтузиазма нет, потому что патент уже получен в Англии и США — так, приятная мелочь. Под конец двадцатиминутного разговора о дирижаблях, «нефтянке» и двигателях внутреннего сгорания Огнеслав Степанович исправился, и покидал кабинет с трясущимися от предвкушения долгой и интересной работы руками, держа в одной руке документы на собственное КБ с большим бюджетом, а в другой — сопроводительное письмо от меня к Менделееву с просьбой поделиться копиями полезных для Костовича «задумок», и, если Огнеслав Степанович не против, «сосватать» в КБ профильных ученых.
Выписывать ли в Россию Цеппелина или свои не хуже справятся? Лучше выписать, но немного позже — Огнеслав Степанович может оказаться ревнивой натурой, и работать в спайке с другим изобретателем, особенно — иностранцем, может не захотеть. Два параллельных проекта я сейчас банально не потяну финансово — китайские деньги почти кончились, а собственных у меня не больно-то много. Нужно искать варианты это дело исправить — доля по паям с золотодобычи в нормальных размерах начнет поступать не раньше, чем через полгода, а остальные мои инвестиции чистая благотворительность.
Далее состоялся перерыв на обед в компании Ивана Михайловича Сеченова, отца первой российской физиологической школы и естественно-научного материалистического направления в психологии. Хорошо, что здесь матушки нет — это позволило мне удалить из столовой слуг и поговорить с Сеченовым откровенно:
— За минувший век изучение человеческого тела изрядно продвинулось, но вы, полагаю, согласитесь, если я скажу, что мы в самом начале пути.
— Вы правы, Ваше Императорское Высочество, — согласно кивнул ученый. — Всего два века назад всерьез полагали, что мозг — это железа для выделения слизей, — из уважения к обеду заменил он «сопли» на более благообразное слово. — И с тех пор, боюсь, мало что изменилось — значение мозга ныне признают все, но в его изучении преуспели мало. Мы до сих пор не представляем себе, как работает человеческая память, как образуются мысли, как… — он перечислял проблемы так долго, что я успел выхлебать куриный супчик с лапшой.
Покивав, я дал возможность похлебать супа собеседнику своим монологом:
— За неимением нормальных объяснений и физиологического базиса в головах соотечественников, для объяснения пагубности употребления опьяняющих составов мне пришлось использовать метафору про «бесов».
Остановив ложку на половине пути, Сеченов удивленно уставился на меня.
— За чувствами, характером и прочими, на первый взгляд нематериальными компонентами человеческой натуры стоит физиология. Кушайте, Иван Михайлович, суп сегодня изумительный.