— Мама, может вы возьметесь проиллюстрировать какую-нибудь детскую книжку? — спросил я.
— Подхалимы будут вешать ее в рамку на стену и просить подписать, — спокойно ответила она, усаживаясь в кресло за рабочим столом. — Фрондеры — рассказывать друг дружке, насколько бездарны мои иллюстрации и как я воспользовалась своим положением, чтобы показать их людям. Не стоит — я пишу для себя.
— Справедливо, — признал я, усевшись во главе второго стола.
Конфигурацию столов в виде буквы «Т» придумали не в СССР — «ножку» я и захватил.
Императрица рассадку одобрила кивком — я инициатор перемен, и благословление от папеньки на них получено. Семен притащил коробку с моими выкладками на тему улучшения образования, следом вошел сорокалетний мужик с рано поседевшими висками и пышными усами. Он поклонился и вручил мне записку от Императора — вот, мол, тебе второй секретарь, зовут Николаем. Здорово — теперь у меня есть шпион от мамы и шпион от папы. Далее в кабинете нарисовался пожилой бакенбардистый лысый мужик лет шестидесяти — мамин секретарь Оскар, природный датчанин, прибывший с мамой в Россию после ее помолвки с Александром.
Познакомились, и, пока в кабинет набивалась свита Ивана Давыдовича во главе с ним самим — работа предстоит большая, и втроем с мамой и министром мы ее не осилим — я развлекался воспоминаниями о серии мультика «Южный парк»: в ней датский премьер пытался сделать так, чтобы по всему миру «все были довольны и пели песни, как в Дании!». К маминой родине я отношусь нормально — по сравнению с другими европейцами они моей родине гадили мало, чисто обозначая участие, а еще дали человечеству хорошего актера Мадса Миккельсена. Пусть себе на карте мира спокойно живет, в качестве совместного протектората Германии и России. Я у них даже пару кораблей закажу — говорят, судоверфи у них неплохие.
Данное мероприятие — по сути первая моя работа в рамках государственного аппарата, и потому совещание шло очень медленно, с регулярными перерывами на обсуждение финансирования, «затыков» в законодательстве и проблемами по линии смежных ведомств. До трех часов мы успели определиться с необходимыми к упоминанию в плане пунктами и набросать примерный вид будущей, переходной, системы образования. Ее основою служили церковно-приходские и гражданские школы-«трехлетки», где подданных будут учить письму, чтению, зачаткам математики, давать краткий курс природоведения и истории. Последние пункты нуждаются в методических пособиях и хоть каких-то учебниках. Проблемой здесь являются попы — в церковно-приходских школах преподают именно они. Поп и природоведение — штуки ныне плохо совместимые, и решать эту проблему я буду через Синод. В качестве мотивационной подпитки будем доплачивать батюшкам за учебную нагрузку.
После школы будущий образованный подданный попадет либо в гимназию — их реформировать будем потом, в сторону увеличения пользы их выпускников для государства — либо в более «приземленные» заведения. Здесь очень пригодились нашедшиеся в моей памяти наработки большевиков: на базе «реальных училищ» и в дополнение к ним у нас появятся школы технического минимума двух ступеней, Учебно-промышленные комбинаты для получения практических навыков, заводчики получат механизмы «целевого набора» — так-то уже пользуются, но нужно это дело упорядочить и оснастить юридическим базисом. Это для молодежи, а для взрослых по всей стране развернутся вечерние школы — конкретный пакет льгот для желающих учиться и промышленников, которые своим рабочим дадут под это дело время, обсудим потом. Для наиболее толковых выпускников школ технического минимума организуем курсы Мастеров, с соответствующими карьерными перспективами.
Для выпускников гимназий место тоже найдется — в рамках организованной Империей кампании по ликвидации безграмотности они будут за казенный счет и казенную зарплату колесить по деревням, помогая попам обучать крестьян и их детей письму да счету. Этому помогут квоты — мы тебе обучение в гимназии, а ты нам — пять лет ликвидации безграмотности.