Пару часов попетляв по улицам, добрались до дома Дмитрия Ивановича Менделеева. Живет светило мировой науки в выделенной ему Санкт-Петербургским Университетом квартире рядом со зданием Двенадцати коллегий — в ректорском флигеле. Вся набережная, на которой и расположен архитектурный ансамбль, была заполнена народом — не удержался Дмитрий Иванович, рассказал коллегам о моем прибытии. Коллеги тоже не удержались, и рассказали студентам. На выходе получилась настоящая церемония встречи. А почему в рядах студентов так много подозрительно взрослых лиц? Нет, я понимаю, что тяга к обучению может проснуться в человеке в любом возрасте, а обеспеченные предками, лично выстроенными пассивными доходами или выгодной женитьбой люди могут себе позволить не работать, постигая высокие науки, но как-то все равно странно, особенно если учесть откровенно поизносившийся вид некоторых граждан. Надо будет спросить.
Оценив обстановку, велел вознице остановиться, выбрался из кареты, прошелся вперед, и, к немалой радости собравшихся, ловко запрыгнул на ограждение набережной, чтобы меня было хорошо видно. С важным видом прохаживаясь по гранитным плитам с заложенными за спиной руками, толкнул стандартную речь о важности научно-технического прогресса, образования и о том, каким удивительным станет грядущий век, спустился, пожал руки самым солидным и бородатым дядькам, похлопал по плечам подвернувшуюся молодежь, и в компании Дмитрия Ивановича добрался до входа в ректорский флигель. Обернувшись, увидел, как ко всеобщему удовольствию в реку плюхнулся решивший повторить мой номер студент. Его обладающие большей ловкостью товарищи тыкали в него пальцем и бессердечно ржали. Хорошо быть студентом — драйва и здоровья с пассионарностью хоть отбавляй, а на работу ходить не надо.
— Дмитрий Иванович, некоторые студенты выглядят так, будто учатся уже не один десяток лет, — заметил я по пути к квартире ученого.
По пути выстроились прислуга и обитатели дома, и я награждал их за поклонами улыбкой — вижу вас, дорогие подданные, и очень этому рад.
— Своего рода феномен, — хохотнул ученый. — Хоть диссертацию пиши — «Вечные студенты и места их обитания».
Начинаю понимать.
— Классификацию я бы применил такую, — продолжил Менделеев. — Тупицы — эти честно учатся, над учебниками годами пыхтят, а экзаменов сдать не могут — и бездельники — эти учиться и не пытаются, на экзамены ходят с демонстративным пренебрежением, а все время в кабаках лавки протирают. Есть и третьи — им в студентах ходить до того нравится, что правдами и неправдами стараются подольше в них задержаться. Толку ни с первых, ни со вторых, ни с третьих нету, да покуда сами не уйдут да беспорядков не чинят, выгонять их вроде как и не за что.
А что, порога для отсева всех этих личностей нет? Первых жалко: старается человек, а толку нет — так тоже бывает. Но и для государства и для них самих будет лучше перестать мучиться и пойти уже работать, освободив место более способным, а вторых и третьих нужно без разговоров гнать в шею. Это же натурально питательный субстрат для подпитки революционеров всех мастей! Обязательно поговорю об этом с Александром.
Квартира у Менделеева мне понравилась — просторно, уютно, чисто, полно интересных приборов и сувениров. А еще понравилась его семья — молодая (относительно, так-то ей тридцать семь) жена Анна, старшая дочь от первого брака двадцатитрехлетняя Ольга, мой старый друг Владимир — который нас в Путешествии фотографировал — и дети от второго брака: Люба, Ваня и пара близнецов — Мария и Василий. Десятилетняя Любовь в свое время выйдет замуж за Блока, но об этом пока никто кроме меня не знает.
Последним действующим лицом оказался худой мужик средних лет с обветренным лицом и агрессивно торчащими вперед усами. Ожидаемых мной фанатично горящих жаждой научных свершений у него не оказалось — полагаю, загораются только на работе. Манеры, разумеется, безукоризненные, а вот мундирчик явно с чужого плеча — великоват и чинен. Так бывает, когда все деньги тратишь на попытки принести Родине непрошенную ею пользу. Ничего, теперь все будет по-другому.
— Панпушко, Семен Васильевич, — представил энтузиаста взрывчатых веществ Дмитрий Иванович.
— Читал ваш труд, Семен Васильевич, — отвесил я ему комплимент. — Впечатлен, и очень надеюсь, что мы с вами сработаемся.
— На беду врагам Империи, Ваше Императорское Высочество? — улыбнулся Панпушко.
— На очень большую беду! — хохотнул я.
Отправив семью Менделеева заниматься своими делами, мы втроем отправились в кабинет ученого — говорить о гранатах, которые в этой реальности назовут конечно же «панпушками».