Понимаю.
— Коля, возьми у калмыков одеяло, — велел я казаку и выдал пять рублей.
С избытком. Казак кивнул и пошел к индейцам менять бумажку на ткань — эх, традиции! — а в херре Гюнтере заиграло жлобство:
— Приношу свои глубочайшие извинения, Ваше Императорское Высочество. Одеяла и прочий реквизит, включая набедренные повязки, являются собственностью зоопарка.
— Коля, калмыку денег не давай, заплати этому, — с демонстративно скучной миной и тоном кивнул я на фашиста.
А как еще этого барона назвать?
Не менее демонстративно потеряв к Гюнтеру интерес, я рассказал Маргарите историю пленения Рюдзо. Прибыло одеяло, казак очень грубо воткнул ассигнацию в нагрудный карман Гюнтера — на том самом мы таких баронов вертели! — и, укутав японца в одеяло, мы угостили его остатками булочек и порасспрашивали. Вопросы задавала Марго, я — переводил. Так-то интересный человек, адепт антропологии, который ищет корни происхождения японского народа. Рабочая гипотеза — японцы образовались в результате смешения культур и крови из Индонезии и материковых соседей.
— Ваше Императорское Высочество, когда все закончится, я бы хотел ненадолго отправиться домой. Могу ли я после этого отправиться в Николаевскую губернию, дабы исследовать происхождение манчжуров и монголов? — спросил он то, что мне совсем не по рангу, но в свете случившего приемлемо — сильно перенервничал.
— Мы всегда рады видеть на наших землях японских друзей, — улыбнулся я. — Прошу вас прислать мне вашу работу, когда она будет готова. В нашей Империи проживает много монголов и с недавних времен манчжур, и издать книгу об их истории я считаю полезным.
Неплохая прогулка получилась — тут ведь тоже есть журналюги, и уже завтра по Европе прокатится очередная информационная волна: русский цесаревич и его невеста спасли японского ученого из рабства!
Глава 22
Поленья уютно трещали в камине, кресла не менее уютно вторили им скрипом кожи, легкое вино в бокалах играло бликами, а ароматный дым сигар дополнял в высшей степени приятную атмосферу. И нет, стоящее в полуденном положении солнце за окном ничуть не портило картины. Третий день в Берлине, и только сейчас, после Большого Торжественного обеда со всей немецкой и частично мировой верхушкой нам с Вильгельмом удалось осесть в его апартаментах для нормального разговора. Большая карта мира на стене присутствует — для наглядности.
— Англичане очень давно рулят нашим миром, — отхлебнув оказавшегося на удивление невкусным вина, я решил не размениваться на капризы и продолжил. — Я называю это «однополярным миром». Одним из первых положить этому конец пытался Наполеон. Павел I, мой предок, считал союз с Наполеоном хорошей идеей, ибо обладал неплохими навыками стратегического планирования. Увы, его подвел недостаток видения тактического, причем направленного на собственный ближний круг — за попытку вылезти из-под английского каблука его убили.
— Способен ли кто-то из твоего окружения это повторить? — не без сочувствия спросил Вильгельм.
Все мы тут в тени дворцового переворота ходим. Кроме англичан — им нормально, система сдержек и противовесов давно выстроена, а на королевскую семью завязано благосостояние множества старых родов.
— Способен — нет, но я очень надеюсь на попытки, — ухмыльнулся я. — Предстоит некоторая чистка государственного аппарата. Кое-кто фрондирует, но дальше этого дело не пойдет. К переориентации внешней политики, как бы странно в свете ничем необоснованной любви ко Франции не прозвучало, готовы все, иначе я бы досюда и не доехал.
Ерунда — просто хроноаборигены очень медленно плетут паутину интриг, потому что бытие в эти времена вообще неспешное. Убить целого цесаревича, даже при наличии доступа к телу, чисто физически-то не проблема, но все нюансы заключаются в предварительной работе. Какие-то такие мысли, полагаю, витают в буйных головушках, и еще больше их витает в головах по ту сторону Ла-Манша, но в единый, пригодный к осуществлению заговор, они созреют далеко не сразу. К тому же в процессе я вольно или невольно буду перетягивать заговорщиков на свою сторону — перспективами, разговорами и личной харизмой.
Как минимум молодое поколение аристократии за меня — я очень много авансов им надавал, а еще они чувствуют солидарность и общую оживленную атмосферу в Империи. Ну приятно же, когда будущий монарх такой гиперактивный и классный! Стоп — не усыпляем собственную бдительность.
— У англичан много денег, — заметил Вильгельм. — Много шпионов, много связей. Сейчас они присматриваются к тебе, кузен, но, если ты слишком часто станешь их кусать, моя сестра рискует остаться вдовой.
Просто охренеть — он же мне открытым текстом расписывает, насколько все понимает. Такая вот нынче в мире геополитика — улыбаемся, обмениваемся светскими комплиментами, чисто по-родственному ездим друг к дружке в гости, но это лишь красивая ширма, прячущая истинное положение дел. Впрочем, личную безопасность монарха и критически важных для отстаивания национальных интересов людей обеспечить гораздо проще, чем подавляющую доминацию в системах ПВО и ПРО, которые позволят обмениваться ядерными ударами в плюс себе. Вот во времена СССР я бы вообще загреметь не хотел — сложно, несмотря на совсем другой технологический и промышленный уровень. Сложно даже несмотря на кажущуюся сплоченность элит — знаю, с каким треском погрязшие в догматике и не желающие реформировать страну старики проиграли Холодную войну. Да, молодое поколение номенклатуры было гораздо хуже, но надо смотреть правде в глаза — гонка с Западом была проиграна задолго до Горбачева.
— Риск есть, — кивнул я. — Но выбор у меня предельно простой: либо я сохраняю статус-кво и готовлюсь к войне с тобою, австрияками и турками, либо договорюсь с тобой, и тогда мы будем воевать спиной к спине против французов, австрияков и турок. Англичане в первом случае станут моими союзниками, и, возможно, в случае победы даже позволят мне освободить кусочек славянских народов Балкан, приняв их в мою Империю, но это будет означать хождение по граблям — Российская Империя снова будет воевать за интересы англичан. Как видишь, обе конфигурации для меня вполне приемлемы, но союз с тобой позволит вырваться из этого порочного круга и начать уже проводить ту политику, которая сулит настоящими победами, а не репарациями и стратегически никчемными кусочками территории.
— Проливы и Константинополь, — расписался в понимании Вильгельм.
— Проливы, Константинополь, Балканы с тамошними славянскими народами, возможность более качественного сотрудничества с Индокитаем, — поправил я. — О судьбе последнего предлагаю поговорить более предметно при участии японского посла — разграничим сферы влияния и не станем друг другу мешать. Я возьму больше, но взамен не стану тебе мешать пользоваться Африкой. Разумеется, перешедшими под мой контроль проливами твои корабли смогут пользоваться свободно и по очень приятной цене. Касательно размещения боевого флота в Средиземноморье тоже поговорим, и, уверен, найдем компромисс.
— Ты получишь гораздо больше, чем я, — проявил жлобство Вильгельм.
— Я получу Босфор, Дарданеллы и Суэц, — кивнул я. — Получу Балканы. Но это красиво и выгодно выглядит только на карте, — указал на карту бокалом. — Тамошние жители столетиями пускали друг дружке кровь, там несть числа радикалам и безумцам всех мастей, и удержание и приведение к порядку этих территорий поглотит много десятков лет и выльется в чудовищные расходы. Окупится это все минимум за половину века. Индокитай еще интереснее — чтобы построить и содержать железную дорогу от нас до Индии, придется долго и муторно приводить к покорности богатую россыпь горных народов, работать в чудовищно неприятных условиях и рубить миллиарды тон породы. Все, что я получу по итогам Большой войны, начнет приносить мне пользу очень нескоро. Кроме того, у нас ведь многовекторные отношения, и я не настолько глуп, чтобы сомневаться в возможности вырвавшейся по итогам войны в мировые лидеры Германии создать мне проблемы, если я захочу взять больше оговоренного. Предлагаю обсудить и другие проливы.
— Пять ключей, запирающих мир, — покивал Вильгельм. — Босфор, Суэц, Ла-Манш, Малаккский пролив, Гибралтарский пролив.