- А день-то до чего погожий! Экая красота за окном!
- И не говорите, Иосиф Владимирович! – подхватил я. – Свежий снежок так и тянет похрустеть по нему сапогами. Глядите, вон то облачко над фабрикой похоже на лошадь.
Генерал-губернатор китайской пословицы про луну и палец не знал, но на облако посмотрел безошибочно. Когда на поле боя тебе показывают на что-то, глядящий на палец как правило умирает.
- В самом деле лошадь, - согласился он со мной и начал поворачиваться. – Был у нас один случай… - взгляд генерала зацепился за что-то, лицо окаменело.
Я, пусть и гражданский до мозга костей, тоже отличаюсь немалой смекалкой, поэтому посмотрел туда же, на тонкую из-за ширины улочки цепочку людей. На крыльце двухэтажного дома стоял тощий рыжий молодой человек в круглых очках. Рука его находилась над головой, и в ней был зажат портфель, который он очевидно собирался бросить в нас.
- Туда! – взревел среагировавший быстрее меня генерал, схватил меня за воротник и неожиданно-сильно для старика оттолкнул в противоположный угол кареты и навалившись сверху.
Реальность издала громкий хлопок, от которого заложило уши, а в голове и ушах поселился противный, мешающий соображать, звон. Взрывная волна отбросила карету вверх и влево – сначала нас с Гурко вжало в пол, а потом мы полетели в противоположную стену.
Карета влетела в стену, и я впечатался в тело губернатора. Будь вокруг нас обычное дерево, кабина бы разлетелась в щепки, а так - резко встала на колёса, закономерно отправив нас в обратный полет. В этот раз честь смягчить удар выпала мне, и я был не против – голова к этому моменту уже начала думать нормально, звон в ушах усилился, и я со внутренней дрожью заметил короткий, торчащий из левой стороны спины, осколок оконного стекла полусантиметровой толщины и доброго десятка сантиметров ширины. Это он снаружи короткий – при столкновении обломало – и неизвестно, сколько в губернаторском теле.
За себя я спокоен – если сразу не помер, значит кризис миновал. Для меня – снаружи все только начиналось: кричала и плакала людская многоголосица, в нее вплетались команды уполномоченных людей. Пора и мне внести свою лепту.
- Вы ранены! – поведал я оглушенно трясущему головой Гурко, отстранив от себя и усадив на пол.
- А? – посмотрел он на меня мутными глазами.
- Сиди! – решил я не терять время.
В этот момент дверь кареты открыл испуганный казак Иван. Оценив экспозицию, он просветлел и перекрестился:
- Слава Богу!
- По делу! – велел я, вытолкнув его и выбравшись на свет.
- Бомбиста скрутили, много раненых и убитых, - доложил Иван.
Погожий денек за какие-то пару секунд превратился в заставивший меня исторгнуть содержимое желудка на забрызганный красным снег ужас. Улицы, стены и крыши домов обагрились кровью и покрыты остатками людей, лошадей, деревянной обшивкой нашей и обломками полностью деревянных карет сопровождавших нас уважаемых людей – последние служивые и проявляющие такое благое качество как «взаимовыручка» гражданские уже проверяют на предмет выживших.
Вытерев рот, я выпрямился, оценил сбившихся вокруг меня в лишенную организации кучку казаков и гвардейцев Конвоя и сглотнул противный ком в горле – шесть человек из двадцати осталось. Считав момент, поручик Столяров сгладил удар:
- Восемь в том сарае, - указал. – Бомбиста охраняют, чтобы народ в клочки не порвал.
Правильно.
- Матвей? – спросил я, уже зная ответ.
- Там есаул, - понуро указал головой на противоположную сторону улицы. – Земля пухом мужикам.
Перекрестились, и я повернулся направо, на звук торопливых шагов, увидев помятого, но целого и невредимого генерала Василия Андреевича Каменева, второе лицо города после генерал-губернатора. За ним нестройной колонной бежали другие уважаемые люди, включая медиков со своими саквояжами.
- Иосиф Владимирович спас мне жизнь и ранен, - начал я брать ситуацию под контроль. – Как можно быстрее нужно ввести чрезвычайное положение, оцепить вокзалы и перекрыть дороги. Не выпускать никого, кроме дипломатов-иностранцев. Впускать в город можно всех, особенно – припасы. Передать приказы и сразу назад.
Резко затормозив, Василий Андреевич козырнул и проорал: