Второй гость – наш военный атташе в Лондоне. С ним мы поговорили об армейских реформах – конечно одобрил, он же не дурак – немного постебались над англичанами, которые как известно те еще вояки, впрочем признав, что и поучиться у них есть чему. Напоследок я пообещал зайти в гости к командированным в Лондон господам офицерам (нормального нашего контингента здесь нет), и мы попрощались довольные друг другом.
И гвоздь программы – военно-морской атташе, Зиновий Петрович Рожественский. Десять минут на обсуждение текущих дел – все еще непонятно, плакать или смеяться. Еще пять – на обсуждение семейных дел Зиновия Петровича, чисто поглубже в голову «пациенту» залезть. Двадцать – на беседы о флоте в ключе «чего бы нам такого у англичан для себя полезного перенять или хотя бы купить». Зиновий Петрович должность занимал, на мой взгляд, заслуженно – заранее подготовил папочку на эту тему и показал глубокое знание предмета. Глубже моего, конечно – я учусь, но учусь год, а он – всю жизнь. Вида я конечно не подаю, а никому в голову сомневаться в моей компетентности и не приходит.
Три минуты после получения «папочки» скрашиваем демонстративной утратой настроения под монолог о том, как здорово встретить настоящего компетентного патриота в лице Зиновия Петровича.
- Каждый подданный Российской Империи не раздумывая отдаст за нее жизнь! – не подкачал и «утешил» меня Рожественский. – И я в их числе, Ваше Императорское Высочество!
- Вы – безусловно, - грустно улыбнулся я ему. – Но там, в Петербурге, кое-кто воспринимает должности и положение как само собой разумеющееся. Империя для них – это этакая кормушка, в которую они с алчным хрюканьем засовывают свои рыла.
Рожественский замялся – не каждый день от почти царя такое услышишь. Наклонившись над столом и поймав взгляд Зиновия Петровича, я закаменел лицом и вкрадчиво спросил:
- Могу ли я доверить вам опасное, тайное, невероятно сложное, но жизненно необходимое для самого существования нашей Империи дело, Зиновий Петрович?
Выбора у Рожественского не было – он поднялся на ноги и козырнул с положенными словами.
- Присаживайтесь, - вернул я его на место. – У Империи очень мало таких врагов, с которыми я не могу разобраться сам. Не могу сейчас, пока жив Его Императорское Величество.
Зиновий Петрович обильно пропотел и шумно сглотнул. Не боись, это не та цель.
- Я очень надеюсь, что мой любимый батюшка проживет еще много, много лет, - продолжил я, сделав вид, что не заметил реакции – озвучивать все это мне в глазах Рожественского должно быть почти мучительно, чтобы он проникся и осознал серьезность ДЕЛА. – Он – блестящий Император, а я совсем не готов занять его место. Мне нужно учиться, и лучшего учителя, чем Его Величество, найти попросту невозможно. Отец достиг больших успехов в управлении нашей Империей, но у него есть одна черта, которую у меня не поворачивается язык называть изъяном – разве любовь к братьям может считаться таковым?
Потеющий, всеми силами старающийся не отводить глаза Зиновий Петрович завороженно покачал головой – нельзя.
- Алексей Александрович, мой дядя и брат Его Величества – враг России, Зиновий Петрович, - «выдавил я» признание. – Он трахает половину шлюх Петербурга, безудержно ворует, завышает сметы для подкормки своих ручных шакалов, а главное – он принимает на вооружение негодные корабли, тем самым ставя под угрозу само существование нашей страны – с такими морскими границами мощный флот для нас все равно что сердце для человека! – добавив в голос раздражения, я ткнул пальцем в грудь Рожественского и «обессиленно» опустился на стул, потерев лицо.
- Георгий Александрович, вы хотите, чтобы я вызвал Алексея Александровича на дуэль? – осторожно уточнил Рожественский.
Да, незаконно, но в свете того, что я поведал выше и с поправкой на нежно взращиваемую офицерскую честь вполне логично – социопат уровня дяди Леши от брошенной в лицо перчатки взбеленится и лично побежит к Александру за оформлением очень уникального в эти времена разрешения.
- Я – будущий Император, - придавил я его взглядом. – И не могу себе позволить слабости не заявлять свою волю прямо!
- Виноват, Георгий Александрович, - подскочил Рожественский.
- Ваш патриотический порыв и ваша честь достойны величайшего уважения, Зиновий Петрович, - опосредованно извинился я, продолжая программировать «биодрона». – Присаживайтесь. Я бы очень хотел избежать любых недопониманий, поэтому считаю нужным представить вашему взору полную картину. Подданный Российской Империи заслуживает права знать, во имя чего его просят пойти на беспрецедентную жертву.