В еловом лесу было темно, деревья обступали их плотной стеной.
Надо записывать все свои наблюдения. Любые мелочи, это как раз самое важное. Каждый день.
Она сказала:
— Интересно, как тебе понравится твоя комната. Она выходит на море. Сейчас в ней холодновато, но я затопила печку.
— Большое спасибо, — сказала Фрида. — Но из-за меня, право, не стоит так беспокоиться, я не боюсь холода, никогда не мерзну… Я хотела сказать, вообще… — незаконченные фразы, затухающий и совсем пропавший голос…
— Тебе будет хорошо, — сказала Мария. — Я очень рада, что ты решила приехать.
Дом был высокий и изящный, белые стены, черная крыша. На длинную веранду вела крутая лестница. В плохую погоду из-за подступавших к самым стенам елей в доме было сумеречно. От веранды к причалу вела дорожка.
— Там море, да? — робко спросила Фрида, сощурившись, она вглядывалась в туман. — Я никогда не жила на берегу моря.
— Море там, дальше, — объяснила Мария. — У нас здесь залив. Лодка сейчас в починке, но, когда потеплеет, Ханс пригонит ее.
— А из-за тумана кажется, что это настоящее море, — сказала Фрида и улыбнулась.
Улыбка изменила ее лицо, теперь оно выражало только безмятежное добродушие. Обернувшись, она внимательно разглядывала дом, обеими руками держа перед собой чемодан.
— Сейчас дача не смотрится, — с непонятным раздражением сказала Мария. — Она будто создана для больших приемов, ты бы видела ее, когда у нас много гостей, — в каждом окне свет и на дорожке до самого причала висят фонарики! Всюду жизнь, движение… Моторки снуют туда-сюда, иногда к нам приезжают даже из Швеции.
Фрида усердно кивала, вид у нее был почти испуганный.
Что это со мной, кажется, я хочу пустить ей пыль в глаза, какая глупость…
— Здесь холодно, — сказала Мария. — Идем домой. Ты так долго добиралась…
Конечно, она могла бы заехать за Фридой на машине. Но зачем? Это только смутило бы ее.
В камине пылал огонь. Сумерки наступили рано, пришлось зажечь несколько ламп, из-за абажуров все тона казались мягкими и теплыми. Перед камином стоял низкий столик с рюмками и бутылками. Фрида остановилась на пороге и молча оглядела гостиную. Сделала несколько осторожных шагов, задержалась возле вазы с желтыми розами.
— Цветы, — еле слышно сказала она. — Мне следовало привезти тебе цветы, я думала об этом, но… — голос потонул в безмолвии.
Мария как завороженная смотрела на нее.
— Идем, я покажу тебе твою комнату, — сказала она. — Ты распакуешь вещи, а потом мы с тобой выпьем перед обедом.
Мария Микельсон привыкла принимать гостей, она умела заполнять паузы в разговоре, и делала это естественно, без малейшего усилия. Фрида почти не ела, она слушала, не отрывая глаз от лица Марии, вот она снова улыбнулась, и сразу напряженность сменилась в ней мягкостью. Теперь она уже не так походила на Элен. Мария заметила это и замолчала вежливо, выжидательно. Помолчим, пусть выкручивается как знает. Я говорю слишком много.
Пошел дождь, он тихо шуршал по жестяной крыше. Мария выжидала. Она видела, как гостья, вся сжавшись от страха и робости, ковыряет вилкой в тарелке, отчаянно подыскивая, что сказать; наконец Фрида быстро проговорила каким-то непривычно высоким голосом:
— Я видела тебя в твоем последнем спектакле.
— Правда?
— Ты играла великолепно. Так естественно.
— Тебе понравилось? Приятно слышать, — сказала Мария, и снова воцарилось молчание.
Фрида побагровела, она схватила рюмку и быстро выпила, руки у нее дрожали.
Надо запомнить: спина совершенно прямая, плечи немного приподняты и выдвинуты вперед. И характерное движение шеей, словно ее душит воротник. Это все пригодится. Мария сжалилась над кузиной:
— Ты часто ходишь в театр?
— Да, — ответила Фрида. — Главным образом на твои спектакли. — Опять эта улыбка! Искреннее и безграничное восхищение. К кузине Фриде трудно было не проникнуться расположением. Правда, она в то же время раздражала, ее невозможно было представить в сочетании с другими гостями, но было в ней что-то обезоруживающее. Что-то пугливо скрывающееся от чужих глаз и проявляющееся только в улыбке.
После обеда Фрида заявила, что вымоет посуду, она настаивала, умоляла, и когда Мария наконец уступила, благодарность Фриды даже смутила ее. Занявшись делом, Фрида изменилась до неузнаваемости. Движения ее стали быстрыми и ловкими, она вдруг исполнилась невозмутимой сосредоточенности и непостижимым образом в незнакомой кухне сразу нашла все, что ей требовалось.