— Век за вас Бога молить буду! — доселе хорошо державшийся Кирил рухнул со стула на колени и бросился целовать мне сапоги.
Отчасти понимаю большевиков — так себя вести человек не должен, но он же признательность выражает, а не из раболепия.
— Встань! Не люблю. За государя нашего молись, — перенаправил я поток благодарности повыше. — Да за Его Императорское Высочество Николая. Садись на место.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество, — матрос вернулся на стул, и я с удивлением увидел его выступившие слезы.
Купец-то, надо полагать, не молча «тонул», а бегал везде, куда только мог. И к главе городскому, и явно не с пустыми руками. Просто с другой стороны занесли больше, а несправедливость — штука сильная, и купеческого сына она грызла много лет, как и его родителей. Не от разорения купец Петр спился, от обиды на Систему, которая не смогла его защитить. Ладно, обещал, значит действительно «поспрашиваю», может и появится на рудниках Империи новый каторжанин. Но это если Кирил докажет свою для меня полезность, нафиг мне на левых людей личный ресурс тратить? Я что, вручную законность и порядок на одной шестой части суши поддерживать должен?
Открыв ящик стола, я вынул оттуда бумагу, чернильницу и металлическое перо:
— Показывай каллиграфический почерк.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество! — матрос пододвинул себе принадлежности, открыл чернильницу. — Что-с писать?
— Пиши имена тех, кто твоего батю разорял. И про главу городского пиши.
— Слушаюсь, — обрадовался он еще сильнее и взялся за дело.
Что ж, не врал — почерк действительно хорош, купеческий батя на образование сына денег не пожалел. Когда Кирил закончил, я проверил как смог и не нашел ошибок — отличается письменность, но я реформу типа большевистской в свое время проведу: язык давно пора причесать и немножко оптимизировать — его богатство и прелесть не в «ятях».
— Годится, — решил я. — Вот что, Кирил, в матросах с каллиграфическим почерком и образованием тебе делать нечего. До окончания путешествия будешь при мне, писарем.
— Рад служить, Ваше Императорское Высочество! — подскочив, проорал он.
— Садись, — снова усадил его я. — Я не закончил.
— Виноват, Ваше Императорское Высочество!
Открыв другой ящик, я достал толстую тетрадку — Андреич каталог колониальных товаров, как и обещал, раздобыл.
— Ознакомься, — подвинул тетрадь Кирилу.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество.
Матрос принялся листать каталог, шевеля губами и почесывая в затылке — не от неграмотности или тупости, а наоборот — демонстрируя бурление мысли. Страница, другая, третья…
— Что думаешь? — спросил я.
— Такой журнал многих денег стоит, Ваше Императорское Высочество, — не удивил он.
С тетрадкой эффективно торговать любой дурак сможет, и монетизация такой информации — дело обычное.
— Мир не стоит на месте, и там, где всего полвека назад доминировали чайные клипперы, мы теперь имеем пароходы, железные дороги и Суэцкий канал, — поведал я хроноаборигену о мире, в котором он жил всю жизнь. — Чай возить выгодно, но возить придется пароходами. Этот рынок давно поделен и освоен.
— Вот и я этим дурням так и говорил, Ваше Императорское…
— «Императорское» опускай, — велел я.
Время тратится.
— Слушаюсь, Ваше Высочество, — покивал он. — Ну, не то чтобы прямо как вы говорил — будто по писаному, попроще… Они ж как думали? — он оживился и принялся объяснять схему. — Специй да чаю купить, по чемоданам да карманам рассовать, и в Петербурге продать. Слышали звон, да не знают, где он.
— Рупь-другой на этом сделают, — заметил я.
— И пять сделают, — подтвердил Кирил. — Но это ж не торговля, а слезы, Ваше Высочество. А здесь вот, — он вернулся на страницу два. — Интереснее: шкатулки баньяновые, ремесленные. В Индии от тридцати копеек идут, а у нас — по восемь рублей. Благородное сословие их любит, да и купечество, кто побогаче. Если привезти много, можно рублей по шесть ставить — тогда и те, кто похуже живет покупать станут, показать, что тоже не лыком шиты. Если много брать, то индийцы и копеек за двадцать пять уступят, — и, довольный собой, он приосанился и важно заметил. — Это уже торговля получится, — опомнившись, смущенно отвел взгляд. — Виноват, Ваше Высочество — вам дела купеческие…
— Помогают убить скуку, — помог я. — Давай так — писарских дел у тебя будет немного. Тетрадку эту береги как зеницу ока да изучай. Двадцать пять тысяч рублей личных средств тебе в распоряжение даю.