— Так и будет, — явно обрадовался моим размышлениям засидевшийся цесаревич. — Продолжай, прошу тебя, — указал на газету.
— В конце дня принц Романов и Его Высочество Арисугава… Пропущу остаток имени принца, с твоего позволения… Посетили школу. Принц Романов высоко оценил скромную программу, подготовленную школьниками под руководством директора Монтоку и оказал ученикам невероятную честь, лично спев для них песню на японском языке, которым принц Романов владеет в совершенстве. Редакции удалось получить копию текста песни — мы с огромной гордостью прилагаем его к данной статье, дабы каждый наш читатель смог оценить несомненный поэтический талант принца Романова… Ну это опять враньё — совершенством мой японский и не пахнет!
— Скромняга! — фыркнув, приложил меня Николай.
— Выступление талантливых подопечных директора Монтоку настолько понравилось русскому принцу, что на прощание он отметил школу щедрым пожертвованием.
— «Щедро» — это сколько? — спросил Николай.
Чтобы дать больше, когда его тоже в какую-нибудь школу или вообще университет сводят.
— Тысячу рублей, — честно ответил я.
Хватит еще одну такую же школу рядом отгрохать.
Вчерашний, самый парадный, мундир сменился мундиром средней парадности — главный официоз позади, и теперь можно сконцентрироваться на официозе почти необременительном. Порт по сравнению со вчерашним его состоянием почти пуст, имеются только необходимый минимум охраны, Арисугава — тоже не настолько парадный, как вчера — и три десятка японских младшеклассников: с одной стороны девочки, с другой — мальчики. Рядом с ними очень так скромно расположился торговец, тележка которого была нагружена сладостями: рисовые шарики со сладкой начинкой, данго — рисовые булки, колобки со сладкой фасолью и пирожки-рыбки: таяки, тоже обычно со сладкой фасолью пекут.
— Доброе утро, дорогой друг! — с широкой улыбкой спускаясь по трапу с минимумом слуг и единственным казаком Остапом — что вызывает жгучую к нему зависть у коллег — жизнерадостно заявил я принцу на его языке.
Уже можно, если не перегибать — мы же старые знакомые, а прогулка «неофициальная».
Отвесив уважительный кивок, Арисугава отзеркалил широкую улыбку:
— Доброе утро, дорогой друг! Был ли крепок твой сон?
— Ваш воздух и шум прибоя дивно успокаивают, — отвесил я ему комплимент. — Но качка за время путешествия начала меня утомлять, поэтому сегодня я намерен заночевать в этом прекрасном городе.
Никки от такой моей идеи расстроился, но «добро» дал — качка реально задолбала, а еще — вчера принц провозил меня мимо подозрительно новой гостиницы. Для цесаревича готовили, и мне чисто по-человечески жалко потраченных япошками на это дело денег. Нужно помочь «окупить».
Принца новость обрадовала:
— Если мои рекомендации имеют для вас значение, я бы хотел предложить гостиницу Такива.
Мимо нее вчера и проезжали, да.
— Совет такого бывалого путешественника как вы, принц Арисугава, просто не может быть плохим, — отвесил я ему комплимент, и мы пошли к паланкинам.
По пути я выкупил у хитрого торгаша сладости, велев раздать детям. Чей-то родственник или источник взяток, надо полагать — с иностранцев много торгашей кормится, и за право стоять вот здесь явно боролись.
Япошкам тяжелее, чем мне — у них тут никчемные ресурсы, колонии пока отсутствуют, и проводить индустриализацию приходится «на свои», выжимая из податного населения все соки. Нашим людям тоже поработать придется — не бывает так, чтобы все сразу и быстро зажили хорошо, не вставая с печки — но у нас бездонные недра, какая-никакая наука, много реально дельных и патриотически настроенных людей и никаких тебе санкций! Это же не жизнь, а малина — главное от табакерки увернуться, когда начну реформы проводить. Неужто хуже справимся?
— Вы хорошо относитесь к детям, — заметил Арисугава.