— А он еще в моде? — спросил я, вспомнив школьные уроки литературы.
Эпоха романтизма уже вроде закончилась, уступив место критическому реализму. Впрочем…
— Романтика — вечна, Георгий Александрович! — заверил меня Оболенский. — И Ее Высочество точно оценит ваше письма и примет ваши чувства. Георгий Александрович, примите мое глубочайшее восхищение твердостью вашего духа — никто и помыслить не мог, что вы так жестоко страдали от запретной любви!
Мужики — даже Барятинский, который знает про «потерю памяти» — восхищенно вздохнули. Я думал так только дамы делать умеют, а гляди ж ты, и господа в эти времена не стесняются. Повелись или делают вид? А какая разница — если цесаревич говорит, что «страдал», значит так и было! И я бы хотел, чтобы «ВИПы» вносили правки, а не вот это вот «ты — молодец, Жора». Впрочем, если они считают правки ненужными, значит все нормально — должны же понимать степень ответственности, это же дело государственной важности!
— Спасибо, друзья, — поблагодарил я и продолжил. — Ах, если бы мы с вами могли встретиться и поговорить обо всем на свете! Рассказы о вашем остром уме и твердом характере вызывают во мне совершенно щенячий восторг — больше всего на свете в женщинах я ценю именно эти качества. Глядя на ваше фото… Андреич, у нас есть фото? — обратился к сидящему на стуле около двери камердинеру.
Господа «ВИПы» замялись. Ну не знаю я, как Маргарита выглядит, просто наслушался выкладок друга Илюхи о том, как было бы прикольно вместе с немцами задавить англичан.
— Георгий Александрович, вы… Кхм… Не видели Ее Высочества? — задал осторожный вопрос Оболенский.
Барятинский пошевелил усами — расскажу остальным про потерю памяти или нет? Не расскажу:
— Ужасно стыдно, но я потерял свою фотографию любимой Марго еще в Индии, — горько вздохнул я. — И попроси я новую — об этом бы узнали все. Подобный конфуз в тот момент был недопустим.
Отмазка уважаемыми господами была принята, а Андреич нашел фотку минуты за три беготни по кораблю. Чисто волшебник! Посмотрев на фотографию, я изо всех сил принялся удерживать на лице маску восхищения, ощущая в глубине души легкое разочарование — я рассчитывал на более симпатичную принцессу, но… Но и хуже могло быть! Учитывая то, что нынешние фотографические аппараты не передают цвета, несколько искажают картинку, а Маргарита почему-то предпочитает совершенно ей не идущие высокие прически — поправь последнее, и привлекательность моей будущей жены резко возрастет — и то, что внешность в человеке хоть и важна, но жить-то придется не только с ней, а всем набором личностных качеств, переобуваться и искать другую жену я не стану. Нормальная «серая мышка», которая в «динамике» будет улыбаться, двигаться и хлопать глазками от восхищения таким классным мной — все это добавит Маргарите миловидности.
— Продолжаем, — велел я Ухтомскому. — Глядя на ваше фото, я словно тону в ваших умных глазах. Нос ваш способен посрамить лучшие произведения Античных скульпторов, ваши губы… Ах, как бы я хотел хотя бы на миг коснуться их своими! Простите меня за эту вопиющую пошлость, милая Маргарита. Умоляю вас ответить на это письмо. Если на то будет ваша воля, сразу после траура по моему любимому брату, я примчусь в вашу замечательную страну, чтобы признаться вам как подобает. P. S. Прошу вас принять прилагаемую к этому письму милую безделицу — сувенир из Японии, аборигены называют таких кукол «манэки-нэко». Японцы верят, что она приносит удачу, но не волнуйтесь — ее освятил архиерей Илларион, так что теперь это просто симпатичный сувенир.
Девушка же, как милой фарфоровой кошечке не порадоваться? Дизайн, конечно, не настолько симпатичный, как в мои времена, но пресловутый «кавай» передает в полной мере.
— Не хватает стихов, — заметил князь Оболенский.
— Очень дельное замечание, Николай Дмитриевич, — обрадовался я. — Отправлять принцессе чужие стихи я не хочу, поэтому надеюсь с вашей помощью соорудить перевод одной из моих поделок. Записывайте, Эспер Эсперович. «Одной тебе, тебе одной, Любви и счастия царице…».
Низкий поклон Александру Александровичу Блоку! Простите, что ограбил, но я ваши стихи буду большими тиражами издавать и включать в школьную программу, поэтому квиты.
— Блестяще, Георгий Александрович! — восхитился Ухтомский.
Остальные ВИПы его в этом поддержали, и они за полчасика набросали перевод на немецкий. Вроде стройно получилось, но русский оригинал в письме тоже разместили.
— Вы полны тайн, Георгий Александрович! — похвалил меня Барятинский. — Дипломат, стратег, поэт — какие еще из ваших талантов нам выпадет честь увидеть?