Очень быстро мир наполнился слухами о том, что же там случилось. Поппер получил письмо из Новой Зеландии, где его спрашивали, правда ли, что Витгенштейн угрожал ему раскаленной кочергой. Великие умы, присутствовавшие на той встрече, до нынешнего дня так и не могут определить, что же там произошло. Одни говорят о раскаленной кочерге, другие уверяют, что она была холодной. Одни утверждают, что Витгенштейн махал кочергой, чтобы подчеркнуть значимость своих слов (и это вполне в его стиле); другие, включая самого Поппера, — что тот таким образом угрожал оппоненту. Одни говорят, что Витгенштейн ушел после гневного спора с Расселом и что, когда тот вышел из комнаты, Поппер предложил как пример очевидного морального принципа такой: «Не следует угрожать приглашенным докладчикам кочергой». Другие же, включая Поппера, уверяют, что Витгенштейн вышел, когда услышал эти слова. Одни говорят, что он хлопнул дверью, другие утверждают, что он вышел тихонько. Это удивительная история, и недавно она стала основой для популярной книги.[52] Главный вывод ее авторов сводится к тому, что, вероятнее всего, Витгенштейн вышел прежде, чем Поппер сделал свое замечание. Возможно, Поппера подвела память: для него ставка была слишком велика — как на личном, так и на профессиональном уровне, — и ему уж очень хотелось, чтобы эта история закончилась блестящей победой над Витгенштейном. Вскоре он действительно одержал такую победу, а потом стал верить в собственную версию событий.
Многие люди не могут прийти к согласию относительно простых и ясных мелочей. Однако никто не сомневается в том, что данная встреча действительно состоялась. Никто не сомневается в том, что Витгенштейн и Поппер были там главными противниками, а Рассел играл роль главного судьи. Никто не сомневается в том, что Витгенштейн действительно размахивал кочергой и что он внезапно покинул встречу.
Я привел эту историю с очевидной целью. Среди юристов принято говорить, что, хотя свидетели представляют различные версии события, это не значит, будто события не было. И особенно интересно такое расхождение показаний, когда все свидетели — высокообразованные люди, профессионально занимающиеся такими предметами, как познание и истина. Но в данном случае это им не помогло. Новый Завет говорит о важнейшем событии, без которого не был бы возможен сам Новый Завет, и это событие произошло где–то за пятьдесят лет до того, как о нем появились первые подробные рассказы, причем их детали не полностью совпадают. Некоторые люди говорят, что это заставляет усомниться в том, что то событие в первый день Пасхи вообще произошло. Четыре евангелия, а также письма апостола Павла и Деяния — это свидетели, правда древние, так же, как и свидетели события с Витгенштейном и кочергой. И тогда перед нами встает очевидный вопрос: что же там произошло? И насколько пустой оказалась гробница тем пасхальным утром?
И тут мы ввязываемся в дискуссию, которая в церквах на Западе ведется уже более столетия. Архиепископ Кентерберийский Вильям Темпл откладывал свое рукоположение до момента, пока не разобрался со своими представлениями и не пришел к выводу, что верит в телесное воскресение Иисуса. Позже священники и даже епископы не всегда следовали его примеру: так, Дэвид Дженкинс породил бурные споры, высказавшись о пустой гробнице, костях Иисуса и хитрых обманщиках — хотя, как и встреча Поппера с Витгенштейном, эти слова получили интересную иную жизнь в устной и письменной традиции. Что мы должны думать о воскресении Иисуса и почему?
Этот вопрос часто смешивали с некоторыми родственными, но совершенно другими вопросами, так что сегодня бывает трудно очистить сознание людей, чтобы сосредоточить внимание на главной теме. Это не вопрос, все ли, что написано в Библии, правда. Это не вопрос, существуют ли чудеса. Это не вопрос, верим ли мы в то, что называем «сверхъестественным». Это не вопрос, жив ли Иисус сегодня и можем ли мы Его познать. Если мы будем рассматривать событие Пасхи просто как показательный пример для одного из перечисленных вопросов, то мы рискуем потерять направление.
И мы не вправе утверждать, хотя многие пытались это сделать, что поскольку нам известны законы природы, а в I веке люди о них мало что знали, то, значит, Иисус не мог воскреснуть из мертвых. В другой книге я подробно рассматривал этот вопрос и мог показать, что в Древнем мире совершенно никто — за исключением евреев — не верил в то, что умершие возвращаются к жизни, а евреи не верили, что кто–либо уже воскрес или что кто–либо может воскреснуть в одиночку, опережая всеобщее воскресение.[53] Но даже если мы разобрались бы с этим, перед нами остается множество других серьезных вопросов. Во что именно верили первые христиане? Почему, говоря о своей вере, они упоминали воскресение? Можно ли рассматривать вопрос о пустой гробнице и телесном воскресении исторически — или же тут можно либо верить, либо не верить? Чем в этом нам поможет история, какую роль здесь играет вера и как эти две вещи сочетаются между собой? Это не просто вопрос, что мы можем знать, но и как мы получаем такое знание; и тогда — это вопрос о самом процессе познания.
Эдмондс и Айдинау, авторы книги о встрече Поппера с Витгенштейном, пользовались в своем исследовании двумя основными методами. Во–первых, они опросили очевидцев, чтобы убедиться, что в их распоряжении свидетельства из первых рук. Во–вторых, авторы реконструировали контекст этой встречи — образ жизни и планы двух ее основных героев. А затем они постарались создать связное историческое повествование, не утверждая, что оно абсолютно верно, но что это наиболее правдоподобная версия, которая позволяет объяснить расхождения в показаниях.
Нам предстоит сделать нечто подобное в вопросе о пустой гробнице и самом событии Пасхи. Свидетели — если они таковыми были — перед нами. Их представляет нам Новый Завет. Мы можем достаточно полно восстановить контекст: представления и ожидания иудеев той эпохи, общественную жизнь Иисуса, верования и надежды его первых последователей. Правда, тут есть третий элемент, который отличает событие I века от встречи, произошедшей в 1946 году в Кембридже. Философские вопросы, которые там обсуждались и которые вызвали горячий интерес, принадлежали тому времени и потеряли свою остроту. Поппер все больше «устаревает»; блестящее наследие Витгенштейна глубоко неоднозначно. Мы не можем сказать, изучая труды последующих философов, кто же «одержал победу» в том споре, да и можно ли вообще говорить о победе. Даже если сегодня кто–то утверждает, что один из соперников превосходит другого, это не проливает свет на десятиминутный горячий спор в Кембридже. Но с пасхальным событием все обстоит иначе. Что бы там ни произошло, оно породило нечто совершенно новое, и это новое всегда указывает на данное событие как на момент своего рождения. Поэтому нам придется рассмотреть процесс зарождения христианства и подумать, что же послужило для него толчком. Пусть версии наших свидетелей расходятся в деталях, но все равно — что–то ведь там должно было произойти.
Поскольку я подробно уже рассматривал все эти вопросы, мы можем сразу перейти к основной теме. В данной главе я хочу найти место представлений первых христиан о жизни после смерти на карте представлений античного мира — как язычников, так и иудеев. Мы получим удивительные результаты, которые позволят нам в следующей главе вернуться к самим повествованиям о воскресении, и мы сможем свежими глазами взглянуть на их характер и происхождение, а также задуматься о том, какие возможности это открывает перед историком.
2. Воскресение и жизнь после смерти в античном язычестве и в иудаизме
Итак, начнем с вопроса: как Древний мир представлял себе загробную жизнь? Тут я кратко суммирую массу свидетельств, которые подробно описаны в другой работе.
Согласно представлениям древних язычников, по дороге в подземный мир можно было двигаться лишь в одном направлении. Смерть всесильна, от встречи с ней невозможно уйти, а попав в ее царство, оттуда не выбраться. Каждый понимал, что это — неразрешимая проблема. В общем можно сказать, что в античном язычестве было два направления: одни, подобно теням у Гомера, хотели бы получить новое тело, но знали, что это невозможно; другие же, например последователи Платона, не хотели снова жить в теле, потому что быть бесплотной душой намного лучше.