Можно еще многое сказать об этих евангельских повествованиях. Но я хочу завершить данный раздел выводом: стократ правдоподобнее мысль о том, что эти истории появились еще прежде Павла, и потом не подвергались существенной переработке в процессе передачи и редактирования, разве что разные авторы, каждый по–своему, расставляли акценты. И действительно, повествования отражают богословские особенности каждого евангелиста: скажем, у Матфея в них звучат те же темы, что и в других евангелиях, и т.д. Но то же самое происходит и тогда, когда разные художники пишут портрет одного человека. Мы видим, что вот перед нами произведение Рембрандта, а вот — Гольбейна. Можно узнать руку любого мастера, но одновременно мы распознаем и его модель. Художник не менял цвет ее волос, форму носа или особую задумчивую улыбку. И когда мы задаем себе вопрос, почему эти истории — во многом различные, но все же во многом столь удивительно сходные — были созданы так рано, первые христиане дадут нам на это простой ответ: потому что это событие произошло, хотя тогда его было крайне трудно описать, да и в нем было много загадочного. Эти рассказы, слегка отредактированные и записанные позднее, восходят к самым первым временам. И гипотеза, что это — легенды, которые были записаны намного позднее, чтобы дать историческое обоснование тому, что по существу было частным внутренним опытом, начисто лишена правдоподобия.
Об этом свидетельствуют практически все первые христиане: люди особого образа жизни, и их истории — не результат новых религиозных переживаний и прозрений, но следствие определенного события. Это событие произошло с распятым Иисусом, и оно означало, что Иисус действительно оказался Мессией и что Божий новый век уже ворвался в нынешнее время, а также, что христиане получили новое задание. Это заставило их с новой силой утверждать иудейскую веру в воскресение, они не заменили эту веру каким–либо альтернативным языческим представлением, но внесли в нее несколько значимых изменений. И теперь настало время спросить себя: что может сказать историк об этом событии? Данному вопросу посвящен второй раздел этой главы.
2. Воскресение Иисуса в свете исторической науки
Начну с того, что я считаю убедительными историческими фактами. Единственное объяснение того феномена, о котором мы говорим, дает гипотеза, состоящая из двух частей: во–первых, могила Иисуса действительно оказалась пустой; во–вторых, ученики действительно пережили встречу с ним, где могли убедиться, что перед ними не просто призрак или галлюцинация. Кратко рассмотрим обе эти части.
Если бы ученики просто увидели (или им так показалось бы) кого–то, кого они приняли за Иисуса, это само по себе не породило бы тех евангельских повествований, что дошли до нас. Античный мир не сомневался в том, что иногда люди сталкиваются с загадочными явлениями — они встречаются с умершими, особенно с умершим недавно. Они знали не хуже нас обо всем, что касается таких видений, о духах и сновидениях, и понимали, что подобное происходит со скорбящими близкими покойного. Когда говорили о подобных феноменах, никогда не употребляли слово «воскресение». Сколько люди ни сталкивались бы с подобными видениями, они никогда не сказали бы, что Иисус был воздвигнут из мертвых; это резко отличалось от их представления о воскресении.
И в любом случае — люди об этом часто забывают, быть может, потому, что так думать удобнее, — Иисуса похоронили в соответствии с иудейской традицией, согласно которой похороны делились на две стадии. Сначала тело заботливо заворачивали в полотно, пропитанное благовониями, и помещали в одно из мест в гробнице. А затем, когда тело разлагалось (стремление избавиться от неприятного запаха и заставляло применять ароматические вещества, поскольку гробница использовалась для нескольких тел), кости собирали, с благоговением складывали в определенном порядке и помещали в специальное хранилище в виде короба — в оссуарий. Если бы Иисус не воскрес, значит, позже кто–то должен был бы прийти, взять его кости и поместить в оссуарий. И даже если бы этот человек слышал утверждения о воскресении Иисуса, Его останки свидетельствовали бы об обратном. В иудейском мире в подобном случае никто не стал бы говорить о воскресении умершего.
Поэтому, если бы не пустая гробница, сами ученики, как и современные люди, быстро пришли бы к выводу, что это была «галлюцинация». Значит, их «встречи» с Иисусом ничего не значат, они просто видели привидение.
В равной степени и сама по себе пустая могила практически ничего не доказывает. Может быть (как часто думают), они перепутали гробницу, хотя, если мы немного поразмыслим, придется отбросить эту версию. Либо кто–то — солдаты, садовник, первосвященники, другие ученики — по той или иной причине унес оттуда тело. Грабителей могил в те дни было немало. К этому заключению приходит Мария в Евангелии от Иоанна: его забрали отсюда, может быть, это сделал садовник. Это же заявили иудейские вожди: тело похитили ученики. Масса подобных гипотез выдвигалась и еще будет выдвигаться, но они мало что объясняют, поскольку, кроме пустой могилы, ученики видели Иисуса, встретились с Ним. Таким образом, если мы как историки хотим объяснить особенности веры первых христиан в воскресение Иисуса, нам придется признать, что гробница оказалась пустой, если не считать погребальных одежд, и что ученики действительно видели кого–то и говорили с кем–то, кто выглядел как живой и телесный Иисус, хотя с Ним произошли некоторые поразительные изменения, которые им было трудно подробно описать.
С одной стороны, встречи с Иисусом, с другой — пустая гробница: оба эти обстоятельства стали основой возникновения веры христиан, а также дошедших до нас евангельских повествований. Как того, так и другого по отдельности недостаточно; но стоит их соединить, получаем полноценное и логичное объяснение того, как возникла вера первых христиан.
Существует ли альтернативное правдоподобное объяснение? Но здесь мы должны отказаться от привычной ловушки: дескать, древний язычник верил в возможность воскресения (это неправда) или каких–то более свежих вариаций на ту же тему. Другого объяснения просто нет. Все вопросы, рассматриваемые в данной главе, можно было бы разбирать гораздо подробнее. Но надо признать, что все главные альтернативные объяснения, гипотезы о создании историй о воскресении задним числом, просто неубедительны.
Возьмем феномен «когнитивного диссонанса», о котором так много писали на протяжении всей второй половины прошлого столетия. «Когнитивный диссонанс» означает, что человек оказался в ситуации, когда страстно желает убедиться в верности какой–либо истины, но факты убедительно говорят об обратном. Такой человек может просто отбросить неудобную для него реальность и стать еще более горячим приверженцем своего мнения. На первый взгляд эта теория не лишена правдоподобия. Описаны любопытные примеры такого поведения людей. Но эти теории никогда не смогут объяснить нам феномен появления первых христиан. И фактически даже исследования, на основе которых была создана эта теория, изначально содержали недопустимые ошибки, о чем я писал в другом месте.[79]
И если говорить конкретно, подобная ситуация просто не соответствует положению дел на момент того пасхального утра. Можно увидеть, что ученики именно не ожидали воскресения Иисуса из мертвых — одного, который опередит всех остальных людей. Говорят, что они были иудеями эпохи Второго Храма и мысль о воскресении, как кто–то сказал, там просто «висела в воздухе», но это не объясняет ни те радикальные изменения, которые христиане внесли в иудейские представления, ни удивительные особенности рассказа о событии воскресения.
Существуют также мнение, что первые ученики пережили новый опыт благодати и прощения грехов и потому обрели новую веру в Бога, новую надежду на то, что план Бога относительно Его царства продолжает осуществляться, несмотря на смерть Иисуса.[80] Но и такое объяснение не работает. Как мы уже видели, новый опыт благодати или что–то подобное не ведет к следующему шагу: к убеждению, что лидер, за которым они следовали, был воздвигнут из мертвых. Да, иногда воскресение применяли как метафору, но такая метафора никогда не использовалась для описания нового духовного опыта. Иудаизм уже обладал богатым языком для разговоров о последнем. Думать, что ученики утверждали: «Он восстал из мертвых», зная, что это не так, — просто нелогично с исторической точки зрения. Здесь мне хочется вспомнить резкие слова из стихотворения Джона Апдайка:
Не будем оскорблять Бога метафорой, аналогией, шагом в сторону, трансцендентностью; не станем приравнивать происшедшее к притче, символу, начертанному на выцветшей стене легковерия прежних веков; войдем через дверь. Не будем пытаться устранить уродство ради собственного комфорта, ради нашего чувства прекрасного, чтобы, проснувшись в один немыслимый час, мы не были смущенны чудом или раздавлены протестом.[81]