С чего бы вдруг?
Отклики зрителей
Постановщик «Мистерии» Всеволод Мейерхольд (Казимир Северинович Малевич был художником спектакля) потом написал:
«Тогда многие, причастные к театру, поговаривали: „Да, это любопытно сделано, это любопытно поставлено, да, это интересно, да это остро, но это всё же – не драматургия“. Утверждали, что Маяковский не призван быть драматургом».
Одним их тех «многих», кто не желал признать Маяковского драматургом, был Андрей Левинсон, написавший статью, которую 11 ноября 1918 года опубликовала газета «Жизнь искусства». В статье, в частности, говорилось:
«Задумано это „героическое, эпическое и сатирическое изображение нашей эпохи“ в головокружительно-грандиозном, – в древнем, но неувядаемом духе аттической комедии… Однако насмешливая величавость замысла подкошена внутренними немощами выполнения. Автор же уподобляется массивному ярмарочному борцу с громадой выпяченных мышц и слабым сердцем.
Самое притязание футуризма – стать официальным искусством очнувшихся масс – представляется мне насильственным. Поистине это брак поневоле, и не сдержать усмешки, когда всегдашние рыцари рекламы карабкаются на роли народных трибунов. Вчера они мечтали вернуться к допетровской Руси, сегодня славословят солнечную коммуну… Нет, футуристы не ведут, а сами влекутся за моментом. Им надобно угодить новому хозяину, оттого они так и запальчивы…
Поэтическое призвание Маяковского – дар формальный, и никакой гений мистификации не в силах подделать отсутствующего духа. И что же? Трубное мычание поэтического быка не очаровало публики спектакля. Наша эпоха не пожелала узнать себя в «изображении» Маяковского, а именинник-народ и не вздумал взглянуть на отражение своё в этом кривом зеркале».
Сам же спектакль вызвал у Андрея Левинсона «подавляющее чувство ненужности, вымученности, совершающейся на сцене».
Такая критика не только не понравилась Маяковскому но и возмутила его. И он тотчас написал письмо народному комиссару Луначарскому которое 21 ноября опубликовала «Петроградская правда». В письме говорилось:
«Требуя к общественному суду за грязную клевету и оскорбление революционного чувства редакцию газеты и автора статьи, я обращаю на это и ваше внимание, тов. комиссар, ибо вижу в этом организованную чёрную травлю революционного искусства».
27 ноября «Жизнь искусства» напечатала ответ наркома, осудившего редакцию газеты за «недопустимые приёмы в полемике»:
«Если вспомнить, что выдающийся поэт, каким почти по всеобщему признанию является В.Маяковский, в первый раз имел возможность дать образчик своего творчества в удовлетворительной обстановке, – то ещё неприятнее выделяется столь далеко в сторону спорной этики заходящий выпад критика против "Мистерии"».
Пока в Петрограде шла эта газетная дискуссия, в Москве произошло довольно важное для литературы событие. 14 ноября 1918 года в квартире антрепренёра Фёдора Долидзе, жившего в доме на улице Тверской, состоялось первое общее собрание профессионального Всероссийского союза поэтов.
Может показаться странным, что простой администратор, каким был тогда Фёдор Яссеевич Долидзе, занимал квартиру в самом центре Москвы и «руководил» литераторами-стихотворцами. Но всё мгновенно прояснится, если вспомнить, что родной его брат, Соломон Яссеевич Долидзе, был видным социал-демократом и возвращался из эмиграции в Россию в «пломбированном вагоне», шедшим следом за тем, в котором ехал Ульянов-Ленин.
Фёдор Долидзе пригласил в свою квартиру всего трёх поэтов: Василия Каменского, Вадима Шершеневича и Рюрика Ивнева (Михаила Александровича Ковалёва). Председателем создаваемого союза избрали Каменского. Ивнев должен был ознакомить с уставом союза наркома Луначарского.
Через месяц на одном из заседаний коллегии Наркомпроса союз поэтов был утверждён как культурно-просветительская организация.
А в Германии в это время разворачивалась и ширилась революция. 28 ноября император страны и король Пруссии Вильгельм Второй Гогенцоллерн отрёкся от обоих престолов и бежал в Нидерланды.
В Москве тотчас же состоялось заседание революционного трибунала при ВЦИКе по делу о контрреволюционном заговоре левых эсеров. Так как прежней Германии уже не существовало, можно было отнестись к убийству её посла без особой суровости, и ревтрибунал заочно приговорил убийцу Мирбаха Якова Блюмкина всего лишь к трём годам тюремного заключения «с применением принудительных работ».