— Хорошо, — Надежда Константиновна смахнула с белой скатерти на столе какую-то крошку. — Кстати, о кадрах…
— Да, прости, чтобы я не забыл: кажется, ты каким-то образом связывала с издательским делом имя жены Шлихтера?
Крупская с любовью посмотрела на мужа.
— Так я до сих пор не пойму, как тебе удается читать мои мысли…
— Но сейчас, извини меня, я совершенно не представляю, что я «прочитал». О чем ты?
— Ну так слушай. Я только что думала сообщить тебе, что супруга Шлихтера, Евгения Самойловна, недавно приехала в Петербург.
— Вот как!
— Да. А рассказывала я тебе когда-то вот о чем. Мы познакомились с ней, когда я была сослана в Уфу. Она и Шлихтер участвовали в выпуске сборника «Пролетарская борьба».
— Очень хорошо! Плохо только, что не все, написанное нашими товарищами, удается вовремя прочитать. Нужно дать Шлихтерам работу еще больше и серьезнее. И прежде всего с расчетом на участие в «Пролетарии»! Ты согласна со мной?
— Как не согласиться: тут все «за» — и конспираторы отменные, и редакционную работу знают… Кстати, она и в Управлении Юго-Западных дорог печатала прокламации. А вот ты, Володя, кажется, должник перед ними.
— Что ты имеешь в виду?
— Помнишь, когда к нам в Женеву из Киева приезжал Вакар…
— О, конечно! Как он характеризовал: «Единственный твердокаменный большевик в Киевской организации — это Шлихтер. Остальные, — Владимир Ильич, забавно поморщившись, рассмеялся, — твердокислые». Метко! И, знаешь, следует отметить самокритичность Владимира Викторовича. Это мне симпатично, несмотря ни на что, — откровенность. Да… Так о каком долге ты говоришь, Наденька?
— Вакар рассказывал, что Шлихтер давно мечтает о встрече с тобой. И ты обещал…
— Но ведь не было такой возможности! Надо встретиться, надо. Давай продумаем и это, и еще мне представляется…
Они сидели рядом и говорили, говорили. В комнату через небольшие окна с простенькими белыми занавесками все настойчивее пробивались сумерки, но от них, кажется, становилось только теплее.
Глеб Максимилианович Кржижановский приехал из Киева в Петербург сразу же после октябрьских событий 1905 года. Фальшивый паспорт в кармане, в памяти — несколько паролей и явок. Душевное напряжение после кошмарных дней киевского погрома. А в Петербурге ошеломляющие вольности. Свободно продается газета «Новая жизнь», да еще с какими материалами — пропагандой революционных, большевистских идей. Появились какие-то сатирические журналы с антиправительственными карикатурами. И мальчишки-газетчики, размахивая своим товаром, орут во всю ивановскую:
Витте пляшет, Витте скачет,
Витте песенки поет.
Тогда же Кржижановский подумал: «Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела!»
Но вот и май 1906 года. В еще довольно прохладном и сыром воздухе — все те же мальчишеские голоса, но уже выкрикивают нечто другое:
— Покупайте газету «Товарищ»! Треть мест в Государственной думе получили кадеты! Сто семьдесят девять мандатов — у этой партии «народной свободы»! Покупайте, покупайте!..
«Ох и попугайчики, — с сожалением поглядывал на озорных газетчиков Кржижановский, — быстро запоминаете, что надо выкрикивать…»
Он вошел в трамвай. Сегодня необходимо встретиться со Шлихтером.
Александра Григорьевича застал за работой. Со взъерошенными волосами, в расстегнутой на груди украинской сорочке, он настолько углубился в какое-то писание, что, даже здороваясь с другом и приглашая в комнату, смотрел еще отчужденно.
— Пишу вот брошюру…
— Я знаю об этом вашем задании. И вижу — захватило оно вас.
— А как же: самая что ни на есть злоба дня — Государственная — не народная, нет! — Го-су-дар-ствен-на-я дума. — Шлихтер покосился на недописанную страницу на столе. — Да садитесь же, дорогой Глеб! Знаете, получил весточку с Полтавщины. Увы, там кадеты добились успеха на выборах уполномоченных. Поддержали их крепко националистические партии… Ох, не нравятся мне эти национально-автономические перегибы! Знаете, в Лубнах после высочайшего манифеста некие братья Шеметы — я знаю их, любопытные люди — издали газету «Хлiбороб». Подумать только, первая в России газета на украинском языке!
— Так это же великолепно, Сашко, Это тоже победа!
— С одной стороны. Они даже, представьте себе, нашу железнодорожную забастовку поддержали. Этот «Хлiбороб» уже прикрыт, а братья привлечены к дознанию. Вот, полюбуйтесь, как старый знакомый, «Киевлянин», — Шлихтер порылся в бумагах на столе и подал много раз складывавшуюся, очевидно, присланную по почте газету, — возмущается, что этот «революционно-социалистический листок» стал органом «Лубенской республики». Но куда же гнут «социалисты» Шеметы. Обвиняют весь русский народ в солидарности с царским правительством в отношении украинского народа!