Один из окружающих его товарищей пробирается на сцену. Возвратившись, с веселым возбуждением говорит:
— Сейчас объявят!
И действительно, следующее слово предоставили Карпову.
Он взошел на трибуну быстро, с чуть склоненной вбок головой. Слегка подался вперед. Лишь немногие в зале, знавшие, что это Ленин, застыли в ожидании. Остальные смотрели довольно равнодушно, не предвкушая ничего интересного от очередного рядового выступающего.
Владимир Ильич заговорил не очень громко, но звонко, чеканя слова, и сразу привлек любопытные взгляды к своей приземистой фигуре.
— По словам выступавшего здесь Огородникова, не было соглашения, были только переговоры. Но что такое переговоры? — Он склонил голову в другую сторону. — Начало соглашения. А что такое соглашение? Конец переговоров.
Шлихтер застыл, восхищенный столь простой, но такой ясной формулировкой сущности спора. И тут же обратил внимание, что изумленно замер весь зал. В полнейшей тишине Ленин очень кратко анализирует классовые интересы буржуазии в данный момент.
— Разоблачение партии кадетов есть не простая руготня, а необходимое, наиболее целесообразное средство отвлечения широких народных масс от половинчатой, робкой, стремящейся к сделке со старой властью либеральной буржуазии.
«Нет, после такой речи я не выступлю, — думает Шлихтер. — После такого трибуна нужно только принимать решения и действовать! Так вот он какой — Ильич…»
Публика дружно аплодирует. Наиболее рьяные кадеты молчат.
— Крестьянам мы скажем: учитесь, товарищи крестьяне, чтобы, когда настанет момент, вы тоже были готовы поддержать революционное движение.
Аплодисменты усиливаются. Шлихтер мысленно возражает: «Ну почему же, крестьянскими волнениями, кажется, охвачена вся Россия»… Но тут же давно не дающая покоя мысль: «Да, да, стихийность… И влияние большевиков очень незначительное. Что мы в Киеве практически сделали по связям с селом? Так мало, ничтожно мало…»
Мысли мелькают быстро, еле успевают за динамической речью Карпова.
— Наша задача, — оратор жестикулирует, прохаживается по сцене, но пронизывающий взгляд его ни на мгновение не отрывается от аудитории, — приложить все усилия к тому, чтобы организованный пролетариат сыграл и в новом подъеме, и в неизбежной грядущей решительной борьбе роль вождя победоносной революционной армии!
Что поднялось в зале! Столько возгласов одобрения, такой овации не ожидали даже большевики, знавшие о готовящемся выступлении.
И вдруг Шлихтер уловил, что в массе поползло не то вопросительное, не то утвердительное:
— Ленин… Ленин…
Он переглянулся с товарищами. В их взглядах увидел тревогу: не слишком ли опасно для Ильича?.. Видимо, в публике был кто-то, имеющий достаточно оснований догадаться, кто этот выступающий, и, может, в порыве добрых чувств не удержался от того, чтобы не назвать уже довольно широко известного литературного имени Ульянова.
А между тем с трибуны зачитывался проект предложенной Карповым резолюции:
«Самодержавное правительство явно глумится над народным представительством…
Неизбежна решительная борьба вне Думы, борьба за полную власть народа…
Собрание выражает уверенность, что пролетариат по-прежнему будет стоять во главе всех революционных элементов народа».
Александр увидел, как один рабочий тут же снял с себя красную рубаху, разодрал ее, привязал к палке лоскут и, взобравшись на кресло, стал размахивать этим знаменем.
Большевистская аргументация Ильича завоевала огромный митинг, и он подавляющим большинством голосов принял эту резолюцию.
Еще долго радостно взволнованные рабочие толпились в вестибюле Народного дома, на улице возле него. Уже сегодня понесут они в рабочие кварталы страстное слово революционной правды.
Теперь Шлихтер знал: встречи с Лениным станут частыми. Это огромная удача, что их жизненные пути, наконец, пересеклись!
Уже полгода с лишним Александр благополучно обитал в Сауна-Лахти под Выборгом. Сюда из Петербурга перебралась и Евгения с детьми. До Питера — рукой подать. Ничтожные формальности на границе, и ты уже в России. Большевики вовсю использовали эту возможность. К примеру, «загулявшая парочка» — и прямо на корзинах с бомбами, даже не всегда упрятанными в санях, — с веселым шумом проносилась под полосатым шлагбаумом. О подобных «проделках» Шлихтер наслышался и от Красина, и от Игнатьева.
Однажды Евгения принесла домой кипу газет и с порога закричала:
— Ты посмотри, как ополчились эти Милюковы, петрункевичи, бланки и прочие!