«Из полученных агентурным путем сведений известно, что в гор. Лубнах имеет намерение выставить свою кандидатуру в Государственную думу некий А.Г. Шлихтер, революционный агитатор, говоривший во время октябрьских беспорядков противоправительственные речи в Киевской городской думе…»
Через некоторое время помощник начальника Полтавского губернского жандармского управления в Лубенском, Пирятинском и Прилукском уездах доложил своему шефу:
«При сем представляю агентурную записку на мещанина г. Лубны Александра Григорьевича Шлихтера, докладываю, что, по имеющимся сведениям, упомянутый Шлихтер в настоящее время проживает будто бы в Швейцарии и за появлением его в г. Лубны установлено наблюдение».
Знал бы тогда об этих документах разыскиваемый! Наверняка не произнес бы свое обычное «веселого мало», а до слез посмеялся над такой «прозорливостью» недреманного ока.
В конце 1906 года по поручению большевистской части ЦК РСДРП Шлихтер едет в Москву для участия в кампании по выборам во вторую Государственную думу. Он входит в состав Московского комитета партии под фамилиями Апрелев и Евгеньев…
«Здравствуй, милая моя Женютка! Доброго здоровья, дорогие Сергуша, Темурка и Борисик!
Москва — большая и орешек довольно крепкий, скучать, право же, некогда, но в свободную минуту предаюсь думам о вас и успел уже, однако, крепко соскучиться.
Как я благодарен И.И. (и прошу передать ему это) за предоставленную мне возможность открытых выступлений перед самыми различными аудиториями! То ли избирательные, то ли профессиональные или любые другие собрания — это же столько направлений, убеждений, характеров (или, наоборот, беспринципности и бесхарактерности), что сразу видишь массу такой, какая она есть в действительности. И когда лицезреешь, как на твоих глазах начинает преображаться эта масса, — ей-богу, проникаешься еще большей любовью к ней, и сам явственно ощущаешь, словно у тебя вырастают крылья.
Между тем, не всегда так случается… Бывает, уходишь с говорильной трибуны без удовлетворения. И одна из причин этого, в чем не раз убеждаюсь, работая в литературной группе комитета, отсутствие у здешних большевиков своего основательного, постоянного издания, в то время когда кадеты обладают огромным легальным пропагандистским аппаратом.
Зато видела бы ты, как здесь читают «Пролетарий»! Один рабочий, в пылу полемики, вытащил из пиджака экземпляр газеты настолько зачитанный, что, когда с чувством потряс им перед лицом оппонента, газета почти рассыпалась в его руках…
Да, Женя, «Пролетарий» стал светочем для пролетариата. Настолько глубокий и в то же время — простой, доходчивый и, я бы сказал, зажигательный «Проект обращения к избирателям» в восьмом номере. А приложение к этому же номеру «Кого избирать в Государственную думу?» — яснее и не скажешь о главных партиях в предвыборной борьбе. Ты знаешь, что я не любитель цитирования и чтения там, где есть возможность поговорить своими словами, глядя публике в глаза. Но позавчера на собрании, где было человек триста рабочих, не удержался и прочитал им всю эту листовку с незначительными пояснениями. И что ты думаешь? Характеристики — не в бровь, а в глаз — восприняты были самым лучшим образом.
Ты понимаешь, куда сложнее — в самом комитете, в чисто партийных схватках… Но, конечно, многие здешние меньшевики если и не «перевоспитаются», то войдут вместе с нами в левый блок. Еще повоюем! И, опять же, как ни тщится «Социал-демократ», но думская кампания тоже убедительно служит делу созыва экстренного партийного съезда. Я смотрю, как читается реплика «Пролетария» на статьи Плеханова и Мартова против съезда, и у меня не остается тени сомнения в победе большевиков, в нашей победе. Я горд, что мы с тобой в этой сечи стоим плечом к плечу в передовой шеренге. Постарайся это чувство как-то передать нашим ребятам вместе с моим сердечным приветом. А Борисику скажи, что я ему уже купил деревянную лошадку на колесиках — такую, как была у Темурки и осталась в Киеве.
Вот и все на этот раз. Письмо передаю с оказией и ожидаю, что у тебя тоже таковая случится. Не забудь всем передать сердечные приветы!
Твой Сашко».
Позже, в феврале 1907 года, подводя итоги выборов в Петербурге, Ленин отметит: «Процент голосов, поданных за левый блок, составил 13 проц. по Москве. В Петербурге почти вдвое больше — 25 проц.». И объяснит: «В Москве ни одна ежедневная газета не печатала списков выборщиков левого блока… не было бюро справок и заполнения левых списков… большинство мелкобуржуазных обывателей поверило кадетской басне о черносотенной опасности».