— Для меня хуже смерти расставание с хорошими людьми, — всхлипывал он. — До новой встречи, многоуважаемый Александр Григорьевич, до приятного свиданьица, Евгения Самойловна. Приведет бог встретиться, я вам такую житуху создам — закачаетесь!
— Упаси меня господь от таких друзей, — смеялся Шлихтер.
В живописном городке Златополе Киевской губернии, на реке Великая Высь, при мужской гимназии Евгения Самойловна Лувищук держит экзамен на звапие домашней учительницы. Скоро ее квартира превращается в место собраний. Тут, около нее и Шлихтера, создалась подпольная группа из нескольких гимназистов старших классов. Александр с присущими ему пылом и неутомимостью ведет среди них социал-демократическую пропаганду.
— Тебе не кажется, Сашко, что за нами начинается слежка? — спросила однажды Евгения.
— Ты преувеличиваешь нашу роль в истории, — засмеялся Александр. — Во всяком случае, что бы там ни случилось, мы обязаны подготовить до нашего отъезда в университет в Берн хороших пропагандистов. И мне кажется, среди кружковцев есть очень способные. В частности, гимназист Розум!
А в Киев, к самому генерал-майору Новицкому, летели депеши…
— Читайте, что там еще? — пробубнил, почти не открывая рта, жандарм. — Скука у вас сегодня смертная!
— А я, ваше превосходительство, самый, как говорят на Подоле, цимес оставил на закуску, — сказал, складываясь почти пополам, подполковник Евецкий. — Смею вам напомнить, что студенты из Берна Шлихтеры после завершения работы в противохолерном отряде врачей Маньковского и Волкенштейна — под наблюдением урядника Ивана Жилы, о каждом знакомстве которых последний добросовестно докладывал…
— Жилу за усердие отметить, — прервал генерал.
— Выполняю, ваше превосходительство… Так вот, означенные студенты появились в городке Златополе на Киевщине, о чем донесено оттуда инспектором гимназии Волкобоем. Я дал шифровку местному исправнику действовать по обстоятельствам.
— Мудрила, — утвердительно кивнул генерал.
— И начались облавы, — продолжал Евецкий. — Вот донесение: «Через подозрительное поведение ученика восьмого класса гимназии, который посещал собрания в квартире Лувищук, Николая Иванова Розума у него 17 января был произведен обыск, причем отобрана программа социал-демократической группы «Освобождение труда» преступного содержания». Добавлю, что сей обыск в столь малом населенном пункте получил огласку, и Шлихтер и Лувищук немедленно скрываются из Златополя.
— Куда? — заревел, будто просыпаясь, Новицкий. — Ар-рестовать!
— Молодые люди, по моим расчетам, должны поехать по домам: Шлихтер — в Лубны, а Лувищук — в Каменец-Подольский. — Ехидная улыбка бродила но тонким губам Евецкого, и, казалось, открой он рот — оттуда высунется раздвоенное змеиное жало. — Указания даны.
— Заготовьте рапорт: против студентов Шлихтера и Лувищук возбуждено дело о приезде в Россию для революционной работы.
— Слушаю, — щелкнул каблуками до блеска начищенных сапог подполковник. — Может быть крупное дело, ваше превосходительство.
— Раздуть, раздуть… — поставил точку генерал Новицкий. — Третья звезда так и просится вам на погоны.
Вагон битком набит разным людом, и Шлихтер, чтобы избежать ненужных разговоров, вышел в тамбур. Подняв воротник пальто, может, и удобного для Швейцарии, не непригодного для местных морозов, пристроился у замерзшего стекла, пытаясь рассмотреть, где они едут. Но на белом фойе проплывали только тени телеграфных столбов и деревьев. Его знобило, и он жалел, что не научился курить; так напряжены были нервы.
«Ошибки одна за другой, сплошные ошибки, — думал он. — Напороться на молокососа, который сразу же выдал кружок… На холере не суметь отделаться от этого назойливого Ивана Жилы, которого легко было купить за рубль мелочью. В Берне всем раззвонили, что едем на Полтавщину, и, конечно, об этом стало известно в жандармерии. И нас ждали, ждали, это совершенно ясно! А теперь, вместо того чтобы перейти на нелегальное положение и тайком пробраться за границу, еду домой, потому что в кармане пусто и сам голодный, как церковная крыса…»