— Ласково просим! — сказал приветливо высокий костлявый каменщик Кущ, показав в улыбке верхние десны. — Это тот самый товарищ Никодим, о котором я вам рассказывал.
Шлихтер снял шляпу и поздоровался. Ему ответили.
— Я очень рад, что мне представился счастливый… Прямо не знаю, с чего начать, — заговорил Шлихтер, потирая лоб. — Когда ехал сюда, думал, сразу выложу вам всю науку, а встретился — и растерялся. Очень уж вы все разные!
— На любой смак! — подтвердил паренек в синей блузе, и все засмеялись.
Судя по всему, здесь были представители всей промышленности Киева: и сахарники с рафинадного завода, и мельники с мельниц Бродского и Шлейфера, и котельщики, и металлисты с Южно-Русского завода, и литейщики с завода Гретера и Криванека, и артиллеристы с завода «Арсенал», и наборщики из разных типографий, и карамельница с кондитерской фабрики, и табачница с фабрики Когена, и пожилая кирпичница с завода Зайцева. Все они смотрели на Александра настороженно, ожидая от него чего-то необыкновенного.
— Вы, товарищи, наверное, знаете, может, даже лично, организатора первого киевского стачечного комитета рабочих товарища Мельникова?
— Ювеналия Дмитриевича? — оживился сапожник Тевелев. — Как же, как же… Он здеся выступал перед нами, вот так — я, а вот так — он!
— И вы знаете, наверное, что он умер от туберкулеза в Астрахани в 1900 году!
— Слышали, — пронесся тяжелый вздох. Лица у многих помрачнели.
— Почтим минутой молчания память об одном из первых организаторов рабочих марксистских кружков…
Все поднялись и замерли, потупившись. Когда сели, Александр продолжал:
— Так вот, неутомимый Ювеналий Дмитриевич сказал замечательную фразу: «Лучше всю массу поднять на один дюйм, чем одного человека поднять на второй этаж».
— Ловко сказано, — подтвердил металлист.
— Так и мы, социал-демократы, переходим сейчас от политической обработки отдельных лиц к массовой агитации и пропаганде. Мы должны иметь десятки, сотни, тысячи убежденных в правоте и победе нашего дела агитаторов. Сила революционного слова возрастает, когда с рабочими говорит рабочий агитатор, а не человек со стороны. Вот таких пламенных рабочих-агитаторов мы и должны подготовить из вас.
Шлихтер сделал паузу, пережидая небольшое оживление своих слушателей.
— Дело это сугубо ответственное и опасное, — продолжал он, когда установилась относительная тишина. — Но это единственно верный путь, ведущий к сколачиванию партии единомышленников, социал-демократической рабочей партии, которая не только объединит весь пролетариат, но и поведет его к свержению и самодержавия, и господства капиталистов.
Десятки глаз не отрывались от оратора. В них загорелся живой интерес. Не ожидая отклика и не давая остыть слушателям, Шлихтер продолжал:
— «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов» — сказано в рабочем гимне «Интернационал», написанном французским рабочим-упаковщиком и поэтом Эженом Потье, участником баррикадных боев Парижской коммуны. Уверен, она будет любимой песней рабочего класса, зовущей к борьбе. Фридрих Энгельс, запомните это имя, Фридрих Энгельс, в своей замечательной книге «Положение рабочего класса в Англии» пишет, что именно пролетариат разбудил все английское общество! Он… — Слушатели вдруг зашевелились, заговорили, и Шлихтер обвел их удивленным взглядом. — Вы что-то хотите сказать? — повернулся он к молодому рабочему Никитину, который демонстративно кашлянул в ладошку.
— Хочу, — ответил Никитин, и Шлихтер обратил внимание на яркий, будто лихорадочный блеск его темно-карих глаз. — Начали вы хорошо, насчет рабочего класса, да только что нам Англия?
— И где она? — донесся чей-то голос.
— Я вам вот что скажу, — нарушил неловкую паузу Тевелев, организатор кружков среди сапожников. — Только не обижайтесь. Я, к примеру, пробовал читать «Капитал» Карла Маркса… Нам бы чего-нибудь попроще да покрепче. Прав Никитин, ну что из того, что вы расскажете нам, как в Англии с рабочего две шкуры дерут, когда с меня здесь три, а может, и все четыре стягивают? Вот в чем загвоздка!
— Верно говорит человек! — поддержал его пекарь, пахнущий свежеиспеченным хлебом. — У нас все булочники по восемнадцать часов в день вкалывают, спят, можно сказать, на ходу. Есть ли у нас время читать книги? Нам поближе бы к делу нужно. Вы человек, видать, приезжий. Знаете, что такое Шулявка?
— Я слышал об этом предместье Киева, но сам там, к сожалению, не бывал, — ответил Шлихтер, смутившись.