— С этой минуты бастуем, товарищи, до конца! Какая-то напряженная, затянувшаяся пауза — и вдруг сразу взорвалось такое мощное «ура», что многие, как бы боясь оглохнуть, схватились за уши.
— Заливай паровозы!.. Выключай станки!.. Хватит, покатались на нашей шее!
В воздух взвились стаи испуганных голубей, отдыхавших на карнизах. Люди обнимались. Многие бросились останавливать станки, собирать инструмент. Где-то возникла драка между машинистами рейсовых паровозов и рабочими, которые начали заливать паровозные топки. Шум. Крик. Мастера и «оглашенные» в требованиях «кровопийцы» бросились в контору и пытались там укрыться. Но никто за ними не погнался.
И тут появился Немешаев. Сам начальник Управления Юго-Западных железных дорог — грузный и невозмутимый, как скала. Холеное лицо его не выражало никаких чувств. Он не был ни взволнован, ни огорчен и смотрел на собравшихся, как на бесцельно копошащихся букашек. Его окружала солидная свита администрации разных чинов. Все они были уверены в своей неприкосновенности и правоте.
— Что тут происходит? — спросил Немешаев хорошо поставленным голосом, чуть распевным. — Почему не работают?
— От работы кони дохнут! — донеслось из толпы.
— Где администрация?
— Прячется, вашбродие, во избежание… — сказал пристав.
— Отыскать и взыскать за непорядок! Все по рабочим местам! — Немешаев взмахнул кистью руки так, будто по ее мановению толпа рассосется, заработают станки и паровозы вновь зашипят, готовые выйти в рейс.
— Забастовка… Бастуем, вашбродие. Ха-ха! Отрастил себе пузо на наших слезах!
Толпа сдвинулась вокруг кучки администраторов. Все заговорили, зашумели сразу, выкрикивая наболевшее. Испуг пробежал по лицам свиты начальника. И только Немешаев был спокоен и невозмутим. Он начал что-то говорить так тихо, что в толпе прекратились крики, и все напряженно вслушивались, стараясь разобрать слова.
— Со всеми сразу я говорить не буду, — сказал он, чуть повысив голос, — Выбирайте депутатов!
Шепот пробежал по толпе: передние передавали слова Немешаева стоящим позади. Люди заволновались, одни наседая, другие сдерживая их.
— Дурных нету, все поженились! — крикнул в лицо начальника рабочий-котельщик. — Удочку наставляете, чтобы выловить зачинщиков? Это вам не Одесса…
— Такой порядок… при всяких беспорядках, — сказал, сощуря глаза до узкой щелочки, Немешаев.
— Вот вам наши депутаты… — закричали рабочие и бросили горсть прокламаций в группу начальства. — Читайте, если грамоту не отобрало… Вот наши требования!
— Мы вас не выпустим, пока не прочитаете листовку! — сказал Никифоров. — Все же знают, что вы в министры метите! Читайте вслух!
Немешаев взял маленькую серую листовку двумя пальцами, брезгливо повертел ее перед глазами, передал синклиту, демонстративно вытер кончики пальцев об уголок кителя и заявил:
— Не выйдет!
— Что не выйдет? — уставились в его лицо сотни взглядов.
— Требуете невозможного. Вот что… Мои помощники вам объяснят, что входит в мою компетенцию, а что нет.
— К чертям собачьим ваших помощников! Мы от вас хотим слышать. Ответьте по-хорошему вашим подчиненным, почему вы довели их до нищеты!
— Хорошо, — сказал Немешаев. — Дайте мне это сочиненьице. Кто это пишет? Вы, рабочие, с которыми мы десятки лет делим и радости и горести на нашей магистрали, или какие-то проходимцы, которые подзуживают вас на неповиновение законам? Читаю… Киевский комитет Российской социал-демократической да еще рабочей партии — это что еще за самозваная организация? И откуда ему, этому, с позволения сказать, сборищу прохвостов, которые боятся даже назвать себя, известно что у нас почем?
— Комитет и мы — это одно и то же, — заявил, выдвигаясь вперед, молодой токарь Никитин. — А ваша ругань значит, что у вас кишка тонка с нами бороться. Хватит тянуть волынку, Будете отвечать или нет?
— Ты смотри, какой шустрый, — покосился на парня один из помощников. — Тебя небось Зубатов вместе с собой из Москвы привез? Ишь как распоясался…
И Шлихтер понял, почему Немешаев так невозмутим. Он и его окружение думают, что забастовка железнодорожников — это дело рук Зубатова, который прибыл па днях в Киев, Он провоцирует рабочие забастовки, чтобы вырвать у администрации мелкие подачки и потом надолго оторвать тружеников от забастовочного движения, Проигрыш — копейки, выигрыш — социальный мир! О, как ошибся этот полицейский дипломат!
— Ну что ж, — произнес распевно Немешаев. — Уничтожить коптилки и каганцы и заменить их более современным освещением, пожалуй, еще можно… Позволительно и обращение улучшить, не называть на «ты», не кричать «эй, Санька-Ванька» и не совать зуботычины, даже если заслужил… Хотя ваше сословие называть на «вы» по русской традиции не положено… Ну, а кроме этого, вы, господа рабочие, ни на что рассчитывать не можете.