14 февраля почти все требования забастовщиков были удовлетворены. На следующий день работы возобновились. А новый начальник Киевского охранного отделения штаб-ротмистр Еремин, барабаня пальцами по столу, читал очередное донесение:
«…Когда требования бастовавших, за незначительным исключением, были выполнены, служащие в присутствии начальника дорог Немешаева устроили Шлихтеру овации, носили его на руках по помещениям управления о возгласами «победа, победа!..».
— Зачинщики должны быть уволены! — сам себе проговорил обычно выдержанный штаб-ротмистр, с трудом удерживаясь от ругательства по адресу верховных властей, не давших все-таки санкции на немедленные аресты, как это было в январе.
Евгения уехала в Петербург. Киевский союз железнодорожников послал ее на Всероссийский железнодорожный съезд. Поездка не вызывала особенных забот: съезд, как объявлялось, должен был пересмотреть устав пенсионных касс. Официальными представителями от Юго-Западных дорог были Скорняков и Городец. Но не все киевские товарищи знали, что в случае удачи большевистской программы съезда их посланцы пришлют конспиративную телеграмму: «Свадьба Нади состоится…» Какого числа? В какой день будет объявлена всероссийская железнодорожная стачка? Как еще готовиться к ней? Уже обращались к Шлихтеру и эсеры, и бундовцы, и украинцы… Когда? Все готово, все бурлит, пожар может вспыхнуть стихийно… День и ночь — встречи, совещания, споры и соглашения… Первый Всероссийский съезд железнодорожников в Москве, где Шлихтера избрали председательствующим… Создание Западного отделения Всероссийского союза железнодорожных служащих и рабочих в Киеве… Здесь же совещание большевистских комитетов Юга и создание Южного бюро и Южно-технического бюро ЦК РСДРП… Серия открытых выступлений на различных банкетах — жестоких словесных сражений с кадетами, меньшевиками, эсерами… Отчаянная борьба с членами меньшевистского Киевского комитета РСДРП, который вообще не признал партийный Третий съезд… Такого накала еще никогда не было!
И все-таки Шлихтер явился на службу в Главное агентство Московского страхового от огня общества. Казалось странным, но здесь на него никто не обращал внимания больше, чем на рядового, недавно устроившегося на работу бухгалтера — молчаливого человека тридцати семи лет с бородатым лицом.
Александр уселся за свой стол и неторопливо начал доставать из его ящиков бумаги, а мысли все еще на экстренном утреннем заседании Киевского комитета. Там все тревожились и нервничали. От приезжих товарищей стало известно, что уже не работает Московский железнодорожный узел. Это что, начало? Но почему нет телеграммы? Почему молчат официальный представитель Юго-Западных дорог на съезде Скорняков и даже Евгения?
Почему… На телеграфе черт знает что происходит. Одни станции в руках жандармов, другие — забастовщиков.
Что делать? В Киеве собираются все большие толпы народа. Пока их или просят разойтись, или совсем не трогают. Не пора ли начинать?..
Уже заговорили о том, не послать ли в Петербург надежного человека. И вдруг сам Кржижановский прибегает на конспиративную квартиру с телеграммой:
«Свадьба Нади назначена на четвертое октября!»
А сегодня — седьмое…
Не работалось: с минуты на минуту ожидал посыльного, который должен был сообщить, где соберутся представители всех партий, — в университете, Политехническом институте или еще где-то.
В этот день, 7 октября, Политехнический институт бурлил, как никогда.
— Добродии! — доносилось из четырнадцатой аудитории. — Разнесем по нашей матери-Украине клич: «Крестьяне всей Украины, Соединяйтесь!» Пусть к нам примыкает городской пролетариат, но на селянской спине держалась, держится ж будет держаться земля наша матушка!
— Автономия — прежде всего! — завопил другой голове
— Только единством пролетариата всех наций… — вырвался чей-то голос по-русски, но его тут же перекричали
— Долой москалей! Хватит, натерпелись!
Крики, свист…
В другой переполненной аудитории черный, худой, обросший молодой человек, сверкая глазами, кричал:. — Смерть кровопийцам! Пусть по приговору партии социалистов-революционеров от руки беззаветно храбрых подыхают, как бешеные собаки…
— Господа, господа! Не довольно ли крови? — подвинулся к оратору грузный человек с гладко зачесанными набок черными волосами.